Узники ненависти: когнитивная основа гнева, враждебности и насилия - [111]

Политические элиты могут использовать образ нации для оправдания действий, способствующих достижению их личных целей. Например, руководство Югославии, состоявшее из сербов, создало образ преследуемых и гонимых людей для построения мононациональной Великой Сербии. Образ Соединенных Штатов как оплота против иностранной тирании был противопоставлен образу безжалостной и монструозной силы коммунизма, что оправдывало интервенции в Корее и Вьетнаме. На протяжении холодной войны американская международная политика формировалась под влиянием представлений об империалистическом и подрывном Советском Союзе, который угрожал пройтись своими войсками по Западной Европе и захватить остальной мир. (В сталинский период такое восприятие СССР и его внешней политики, вероятно, отчасти было правдиво.). У граждан Советского Союза был полностью аналогичный взгляд на Соединенные Штаты и их цели на международной арене: империалистические, враждебные, опасные[253]. Сопоставление в умах людей угрожающих образов обеих сторон имело тенденцию их усиливать. Отвращение к коммунизму и страх достижения Советским Союзом мирового господства привели к участию США в войнах против «плохих» коммунистов в Корее и Вьетнаме. Интересно отметить, что образ Советского Союза как «Империи зла» (по словам президента Рейгана) поблек с наступлением оттепели в холодной войне[254].

Политики манипулируют национальной самооценкой и образом противника, на основе которых информация о противниках интерпретируется шаблонно. В результате у нации формируется восприятие действий противника как преследующих наиболее злобные и враждебные его замыслы, в то время как пристрастные интерпретации собственных действий имеют явную положительную направленность. Когда корейский пассажирский лайнер был сбит Советским Союзом в 1982 году[255], в Соединенных Штатах широко распространилось убеждение, что это был намеренный антигуманный акт, а не случай ошибочной идентификации, как утверждали Советы[256][257]. События, которые находятся в соответствии с представлениями о «хорошести» своей нации, считаются подтверждением ее добродетелей; а события, которые могут испортить имидж, обесцениваются или их значимость преуменьшается.

Во время боевых действий самооценка Соединенных Штатов с их символами свободы и демократии усиливается окружающим страну ореолом праведности и морали – стереотипом, который постоянно подкрепляется шовинистическими материалами в средствах массовой информации, патриотическими балладами и волнующими речами государственных лидеров. Прославление идеологических национальных целей, базового представления о нации как об изначально добродетельной становится источником вдохновения для граждан. Идеологическими соображениями было оправдано американское участие в Первой мировой войне, когда Соединенные Штаты послали войска во Францию, чтобы «сделать мир безопасным для демократий». В период Второй мировой войны народ США стремился защитить не только нацию, но и всю цивилизацию от нацизма, фашизма и японского империализма. Однако другие войны, в которые были вовлечены Соединенные Штаты или которые были ими начаты, такие как завоевание Филиппин и вторжение в Гренаду, порождали более неоднозначные образы.

По контрасту с другими войнами, эпопея с войной во Вьетнаме привела к раздвоению национального имиджа на хороший и плохой: многие американцы были твердо уверены в правоте Америки, в то время как многие другие считали продолжающиеся нападения на небольшую страну предательством основных национальных идеалов и принципов. Первоначальный идеологический толчок к войне – стремление остановить распространение коммунизма в Азии («эффект домино») – в конечном итоге выродился в сдобренное патриотизмом отчаянное стремление сохранить честь и гордость Америки. Перспектива проигрыша в войне затмила исходную цель – спасти слабое правительство Южного Вьетнама. Американские лидеры и поддерживающие их круги считали, что на карту поставлены престиж, честь и международный авторитет страны. Те же, кто был не согласен с данной точкой зрения, рассматривались как трусы и предатели. А вот с позиции групп несогласных их протесты являлись попытками вернуть Соединенные Штаты к базовым национальным ценностям, в частности к признанию прав малых наций на свободу и самоопределение.

Патриотизм и национализм – главные идеологические установки, которые связывают население в единое целое, подчиняющееся решениям лидера. Несмотря на их значительное сходство, а также имеющиеся одинаковые установки, эти два «изма» следует рассматривать как отдельные явления, на что указывал Герман Фешбах[258]. В случае национализма в центре всего стоит прославляемый образ государства: его сила, могущество, престиж, ресурсы и владения. Идентифицируя себя с этим образом, индивидуумы ощущают подъем собственной личной самооценки; они купаются в лучах славы величественного прошлого и предаются восторженным фантазиям и предвкушениям будущих побед в результате своих действий. Конечно, возможные поражения приводят к снижению такой самооценки и, в конечном итоге, могут вызвать депрессивные чувства. Нарциссические, даже грандиозные элементы, присущие национализму, выливаются в претензии на превосходство над другими государствами, которые могут восходить к крайним расистским убеждениям о статусе «ведущей расы» и о низости, подлости «чужаков».