Узник Двенадцати провинций - [46]

– Это и есть Вшивая крепость, я полагаю?

– Да. Схрон. Можешь сходить туда для меня?

Я замялся. Это место пользовалось самой дурной славой в городе.

– Смотря зачем.

– Просто скажешь, что всё в порядке. Что я выберусь. И главное – что я ничего не сказал.

– Я никого там не знаю. Почему они сами не придут к тебе сюда?

– Ты-то ничем не рискуешь. А если их застукают со мной – это прямая дорога на Собачий остров.

– Кого мне спросить?

– Саскию. Это девушка. Беги скорее, сюда идут.

Он был прав. Наверняка таможенники: они приближались, громко смеясь, и я слышал, как позвякивают шпаги, с каждым шагом отбивая такт по икрам.

Вшивая крепость

Квартал старой маслобойни за мостом суконного рынка не раз страдал от наводнений. Фундаменты местами проседали, а некоторые постройки разваливались на глазах, как переспелые фрукты. Я нашел ворота, о которых говорил Арно. В конце тропы вскоре показался схрон. Долговязое строение с выпуклыми, как будто готовыми лопнуть стенами было окружено непрестанным кваканьем лягушек. Я постучал в дверь. Послышалось шушуканье, топот множества ног на лестнице, потом скрипнули петли другой двери, чуть подальше. Я едва успел повернуть голову на этот звук. И рухнул замертво, ничего не поняв.

Изнутри башня выглядела не более приветливо, чем снаружи, к тому же проснулся я утром с огромной шишкой на голове, а руки у меня были связаны за спиной вокруг балки. Я попытался встать, с трудом разгибая затекшие ноги. Вонь в башне стояла чудовищная. Я принюхался. Воняли сотни шкурок мелких зверьков – кроличьи, кошачьи, шкурки куниц и ласок, гирляндами подвешенные к балкам; балки эти поддерживали нечто вроде строительных лесов, уходящих вверх в темноту. Площадки, соединенные лесенками, окружали своеобразный «колодец», в который падал слабый свет из круглого окошка на самом верху, в кровле.

Яма в земляном полу, обложенная камнями и наполненная тлеющими углями, служила очагом. В темном углу я различил три больших чана, тоже распространявших зловоние, – в них мокли шкурки, а поодаль стояла лохань с мусором от уже очищенных.

В этой жутковатой дыре я ждал милости моих тюремщиков. Прошло полдня. Я тихонько позвал. Никого. Я крикнул громче. Никого. Я заорал во всю силу легких. Никого. Тихое, однако, местечко.

Они появились, когда день клонился к вечеру. Сколько их было? Пятнадцать, двадцать, двадцать пять? Трудно сказать, галдели они, как стая чаек на рыбном рынке, а некоторые уже карабкались на леса с большими узлами на плечах. Оставшиеся внизу, те, что постарше, на меня едва взглянули. Они начали что-то делить, азартно пререкаясь, – должно быть, жалкую горсть мелочи, собранной за день. Я окликнул одного, но он с размаху залепил мне затрещину и велел подождать. Я ответил, что и так уже жду достаточно долго, за что получил вторую затрещину, заставившую меня пересмотреть пределы моего терпения, и снова ждал с пылающими щеками и отчаянным желанием отплатить ему той же монетой. Опять открылась дверь. Голоса стали громче. Отделилась маленькая группка, а впереди стояла черноволосая девушка. Саския. И от нее я тоже схлопотал оплеуху. Глаза у меня полезли на лоб.

– Тебя засекли сегодня ночью. Что ты здесь вынюхивал? – спросила она.

– Меня прислал Арно.

Еще одна оплеуха от девичьей ручки.

– Так я тебе и поверила.

– Но это правда…

– Враки! – фыркнул парень, от которого мне досталось, показывая на меня пальцем. – Посмотри только на его шмотки. Он шпион таможни, все это знают.

– Да! – возбужденным хором загомонили остальные. – Сунем-ка его головой в чан, будет знать, как совать нос в чужие дела.

– Воля ваша, – сказал я, пожав плечами.

Это их окоротило. А я был до такой степени опустошен, что мне стало все равно, жить или умереть, в этом ли мире или в другом. Обвинения и угрозы посыпались на меня вновь. Самые младшие кричали громче всех. Саския жестом угомонила их.

– Откуда ты знаешь Арно?

– Я видел его у позорного столба. У него были искалечены руки. Я вправил ему большие пальцы. Он просил передать вам, что ничего не сказал.

Она закусила губу, и я увидел, как ее взгляд скользнул к вороту моей рубашки, из-под которого выглядывал край украденной карты. К моему удивлению, она не сказала о ней ни слова, не попыталась забрать ее у меня и, сев на пятки, задумалась. Остальные, встав полукругом, хранили благоговейное молчание. «Она у них главная, – понял я. – Какая удивительная девушка…» Тут она вскинула подбородок:

– Я могу тебе доверять?

– А ты как думаешь?

Саския не спешила с ответом, сдвинув свои красивые брови. Остальные ждали. Вдруг она вскочила на ноги, и в руке у нее оказался нож.

– Как я думаю?.. Нет!

А‐а-а-а-а… Удовлетворенный шепоток пробежал по ее свите, вновь сомкнувшейся вокруг меня. Левая рука девушки вцепилась в мою шею, так придавив гортань, что я закашлялся. Ее хватка стала еще крепче. Я и не заметил, каким широким был ее нож. Теперь я видел его совсем близко: скорее тесак, такие используют, чтобы приканчивать дичь. Рукоятка из рога, остро наточенное лезвие. Я зажмурился, но укус стали достался веревке за моей спиной: правой рукой девушка перерезала путы.