Узник Двенадцати провинций - [36]

Краска бросилась мне в лицо от обиды. Выйти невредимым из таких передряг и стыдиться того, что ты еще жив! Бежать отсюда, скорее. Исчезнуть, сгинуть, как Ивон, в темных водах, и чтобы обо мне забыли. Все, что угодно, только не это. Это было стократ хуже всех упреков, которых я ожидал.

– Я хочу сказать, это не ты, – продолжала она мягче. – Это… Даер. От него вонища. А ты аж до плеч в его перьях. Ни дать ни взять ходячая голубятня.

– Но, Силде, Даер со мной работает. Без него я ничего не могу.

– Что ж делать, если он воняет. Это большой город, Гвен, здесь тебе не Варм. Тебя никуда не пустят с этим запахом курятника.

Я вскочил. Пулей вылетел за дверь. Дом с этой стороны выходил на канал. На узком и высоком кирпичном фасаде красовались стрельчатые окна с деревянным переплетом; впритык стояли соседние дома, все почти одинаковые, только щипец[4] крыши у одних был зубчатый, у других вогнутый. На другом берегу такой же ровный ряд фасадов и буржуазных жизней, так и дышавших здоровьем и процветанием, – они были очень далеки от моей бедной деревни и еще дальше от пекла Железных садов. Какие красивенькие все эти фасады, какие аккуратные. Только поглядев на них, я уже знал, что биться мне в эти стены – пустое дело, наживу только синяки и шишки. Надо было послушать Матиаса. Бежать куда подальше, пока не поздно, продать книгу и пибила. А я вместо этого еще сильнее запутался в сети. Всего лишь попал из одной клетки в другую, покорно шел за приманками, которыми водили перед моим носом, и, куда ни кинь, стукался головой все о ту же решетку. Еще вчера я готов был потягаться с Йорном, хмелея от уверенности, думал, что играю на равных, как мужчина с мужчиной, отвечал на его доводы своими. Я гордился собой, даже проиграв, убежденный, что снискал его уважение. И готов был скрепить наше воссоединение в кабаке. Увы, стараясь не отставать от него, стакан за стаканом, я в конце концов свалился под стол. И наутро трех слов Силде хватило, чтобы вернуть меня к жалкому уделу мальчишки-недоумка. Как живут в этом мире? Как стоят на своих ногах? Где сердце? Где голова? Именно этот момент выбрал Даер, чтобы высунуть свою голову из кармана, и, клянусь, еще немного – и я свернул бы ее, выбросил пернатого в канал и, как знать, сам бы прыгнул следом, чтобы покончить со всем раз и навсегда.

Отсюда не выбраться. Путь в телеге Анку нельзя проделать дважды. Жизнь только одна. Даже если моя совершила крутой поворот, это все равно моя жизнь, и другой не будет. И как будто чтобы я убедился в этом, жестокий приступ кашля согнул меня пополам, не давая забыть о предательском теле, которое не хотело умирать, но и жить мне давало лишь наполовину.

Я шел вдоль канала, бередя себя все сильнее. Вокруг суетились люди; в лодках, в лавках, повсюду, куда ни глянь, я видел грациозные женские фигурки, и безжалостный приговор Силде вновь и вновь напоминал мне о моей ничтожности. Старому Бразу повезло, что он ослеп. Красота и грация, когда они недостижимы, могут и убить.

Йорн был дома, когда я вернулся. Я скинул куртку и пошел ее стирать, оставшись в одной рубашке.

– Ну, Гвен, как тебе город?

– Красивый.

– Не правда ли? А ведь ты видел только наш квартал; подожди, мы еще прокатимся по каналам, это просто чудо. И богатый, вот что главное! Ты не можешь себе представить, какие здесь золотые горы. Поесть можно по-королевски: рыбный рынок, сырный рынок и кабаки на каждом углу. Для услады глаз есть цветочный рынок. Но лучше всех – суконный. Прогуляйся туда, ты все сразу поймешь. Там не одно только сукно – разные ткани со всего света: парча, бархат, муслин, перкаль… Посмотри на публику: трогают, щупают, оценивают, торгуются, делают дела. Посмотри хорошенько. Здесь кто одет дорого, тот дорого стоит. Ну, или дорого себя ценит. Но видишь ли, в сукне или в шелку, люди все одинаковы. А мне интереснее, чем они промышляют… Я нашел для тебя местечко. Комнатку, недалеко отсюда. Я даже выкупил твою книгу по анатомии у Кожаного Носа, так что с этим все улажено. Карательных мер не будет. И не говори теперь, что старый добрый Йорн о тебе не заботится. Ты сможешь приступить к работе уже завтра.

– Как это? К какой работе?

– К твоей же, черт возьми. Лечить – разве ты не этим хотел заниматься? Не стесняйся. Будешь платить мне за жилье, и ладушки.

– А долг?

– Нет больше никакого долга. Забыли. Видишь, малыш Гвен, я не злопамятен, я тебя всегда любил как родного, с тех пор как нашел на берегу. И потом, согласись, без меня бы ты ничему не научился! У тебя дар, не спорю, но ведь это благодаря мне ты его в себе открыл.

– Я все равно не понимаю.

– Все очень просто. Каждый занимается своим делом. Время от времени будем видеться, есть тут два-три кабака, где я завсегдатай.

– И что мы будем делать?

– Ничего особенного. Посидим за стаканчиком. Твое дело – снабжать меня информацией, рассказывать.

– Что? Что рассказывать?

– Всё!

– Что – всё?

– Почему ты всегда хочешь казаться глупее, чем ты есть? Мне не нужна скорлупа, мне нужно ядрышко.

– Скорлупа?

– Дом, одежда, семья, тело – такому, как ты, сам Бог велел прозревать сквозь все это, до нутра.