Узнай себя - [169]
12–13.11.1991, 15.11.1991
Скрябин. Он недалек, он изображает что‑то где‑то там. Возможно, весь 20 век не для музыки, музыка куда‑то глядит и что‑то комментирует. Хайдеггер об Игоре Стравинском: уже не может поддерживать сам место, к которому принадлежит. Музыка в 20 веке не сама, она при чем‑то, при мысли. Не то у Моцарта.
10.9.1991
Платонические два мира нераздельно правят до сих пор. Не надо спешить ко второму миру, гораздо важнее посмотреть, спросить, что в нас уже есть сейчас и что нас гонит к идеальному миру. Какое богатство в нас уже есть, которое заставляет говорить что кругом нищета.
25.8.1991
Ребенок плачет оттого что бабушкины вот эти слова навсегда, навеки ушли, их больше не будет. За плач его ведут к психиатру, тот говорит «впечатлительный ребенок», его перестают водить в кино, театр, на люди, уберегают от компаний. Взамен он широко развивает в себе скрытность, придумывает правдоподобную причину плача для взрослых, привыкает быть с собой и удивляется сверстникам, которые чем‑то увлекаются, марками.
15.11.1991
Абсурд длится давно. Абсурдом хотят убить, пришибить, вывернуть наизнанку. Расплачься. Но нет, ты всегда подбираешь руки, ноги, челюсть, глаза и тащишь куда‑то, причем все это поминутно валится у тебя из рук. Куда направляешься? Давно можно и рекомендовано было бросить. Признаться людям: господа, я вас обманывал, мне некуда нести все это. Они бы утешили, посадили в уголочке на стул: сиди тут, вот сухарик. Ты ешь сухарик и плачешь — уже свой? Они красивые, обаятельные.
25.12.1991
Держись, даже если ты один прав. Закрой книгу И.: болезненное, мученическое кривляние. За него он убил себя. Людям не хватает ровно того, чего не хватает тебе, безусловного и устойчивого желания чтобы было хорошо. Люди не хотят чтобы было хорошо, ты это видел вглядываясь в лица, когда оказывается что лучшие лица запечатанные, вообще не проснувшиеся. Проснувшиеся уже не хотят хорошо, разнообразно и сложно мстят. То есть точно как ты. Дозволь людям быть, оставь ради Бога мир в покое, не подсекай цензурой, радуйся тому что есть, всему. Хотя бы ты один, раз никто; ничего страшного.
11.1.1992
Ты идешь в учреждения власти, хочешь сохранить лицо — почему бы и нет, твое дело правое и ты просишь то, что давно тебе причитается и что иначе беззаконно просто возьмут себе люди вдобавок к многому лишнему, что уже имеют, — но не можешь, потому что само твое тело, занимая пространство, уже попало в поле зоркости, его держат под острым прицелом, и что бы ты ни сказал, как бы ни повернулся, ты будешь обобран. Власти заставы, через которые так или иначе пропускаются все люди, потому что не то что на заставах что‑то дают, а просто непропущенных, тех, с кого не взято там, с тех будут брать ниже и гораздо жесточе. «Шестакова Зинаида Александровна» умилилась при виде меня в глубинах пятого этажа гигантской заставы, какой я честный, хорошенький, правильный; она даже погладила меня и повеселила, обрадовала: через неделю, сказала она со сладкой–сладкой улыбкой на сытом круглом лице, через неделю максимум всеми вашими делами начнут заниматься. Особенно если написать письменную жалобу. А вопрос в том, чтобы выделить новые должности и ставки, и ты с твоей просьбой нужен для этого, кивая на тебя будут говорить, насколько немедленно нужны те новые должности и ставки. Письменным заявлением ты сразу продвинешь дело. И она любовно, бережно готовит тебя к тому чтобы и через неделю, и через две, и через три ты снова ходил и ходил по тем коридорам и она бы тебя сладко учила, раздавливая, осаживая, такого правильного, добросовестного, хорошего, вводила в разум, в чувство, пропитывала своим знанием. Каким? Что народ — мальки в банке, рожающие–рождающие. Ты видел этот народ на улице в погоне за крохами, малопитательными, и «яко агнец перед стригущими его безгласен». Попробуй ты, на самом дне банки, исхитриться как‑нибудь так чтобы не все силы твои тратить на копошение. Лучше согласись что простор, каким ты хвалился, был обманом. Вечерняя луна померкла и старый странный малек в банке метро, оглядываясь на других в воде, не мог остановиться на их глазах. Слишком ясное и обреченное знание шло от них. Забота, нищета и ожидание слишком были ясно прописаны на твоем лице, а другого ничего они там не видели.
Прими эту холодную трезвость. Существует только смерть и иллюзия. Человек чуть шевельнулся, и шевеление, как всякое шевеление, сейчас же дало новую жизнь армии контролирующих, которые заботливыми пальцами ведут каждый кусок к каждому рту, старательно отламывая от него по дороге.
14.1.1992
Сколько силы. Библейская страна. Может быть, всякая страна такая? Что разницы, когда сила льется водопадом и ложится плашмя в грязь. Мы стоим, или лежим, на пороге мира. Слепые гиганты. Почти никто не делает никакого «дела» и не будет. Мы спим.
Фильм «Падение Берлина». В зале кинотеатра, который тебе казался торжественным и таинственным. Цветной фильм, какое чудо. Широкое страстное лицо Андреева смотрит крупным планом и оглушает. На экране бегут массы и втаптывают в землю, в молчание. Пушки и Сталин как придвинувшееся небо задают божественную высоту, куда успокойся, не продвинешься никогда. Ты знаешь свое место и пьешь тонкую, далекую тоску, как быстрая К., как колкий ураган, как февральское тепло, как июльские цикады, как ящерицы на камне, как октябрьская затаенная волшебная тишь. Как «Повести Белкина», книжка белая, тонкая, с золотым письмом прописью на обложке, с удивительным простором внутри. Ты загнан и спасен. Посвящен в пустоту мира.
Статьи В. Бибихина, размещенные на сайте http://www.bibikhin.ru. Читателю надо иметь ввиду, что перед ним - не авторский сборник и не сборник статей, подобранных под ту или иную концепцию. Статьи объедены в чисто технических целях, ради удобства читателя.
В книге проверяется предположение, что наше время можно считать небывалым сдвигом и порогом непредставимой исторической эпохи. Прослеживаются ступени решающего восстания против исторической судьбы в раннем итальянском Ренессансе. Критически оцениваются его типичные характеристики, рассматриваются определяющие фигуры Данте, Петрарки, Леонардо да Винчи, Макиавелли, Гвиччардини. В сравнении новых этических подходов с ренессансной поэтической философией выявляются общие черты возрождения как исторического начала.
Верстка моих старых записей с рассказами и разговорами Алексея Федоровича Лосева заканчивалась, когда пришло известие о кончине Сергея Сергеевича Аверинцева. Говорить об одном, не вспоминая о другом, стало невозможно. Поэтому, а не по какому-нибудь замыслу, эти два ряда записей оказались рядом, связанные между собой только тем, что оба созданы захваченностью перед лицом удивительных явлений, в конечном счете явлений Бога через человека, и уверенностью, что в нашей жизни надо следовать за звездами.Не бывало, чтобы где-то был Аверинцев и это был не праздник или событие.
«Скажу по секрету, я христианин. Для меня величайшее достижение в смысле христианского подвига — исихазм… Как-то в жизни должно быть всё по-другому…Меня привлекает идеал άπλωσις, опрощения; всё настоящее, мне кажется, настолько просто, что как бы и нет ничего. В том же смысле я понимаю и θέωσις, обожение. Человек становится как бы Богом, только не по существу, что было бы кощунством, а по благодати. В опрощении, в обожении происходит возвышение веры над разумом. Ничего рассудочного не остается. И даже о самом Боге человек перестает думать.
Приношение памяти: десять лет без В.В. Бибихина. Текст этой переписки существует благодаря Ольге Лебедевой. Это она соединила письма Владимира Вениаминовича, хранившиеся у меня, с моими письмами, хранившимися в их доме. Переписка продолжалась двенадцать лет, письма писались обыкновенно в летний сезон, с дачи на дачу, или во время разъездов. В городе мы обычно общались иначе. В долгих телефонных беседах обсуждали, как сказала наша общая знакомая, «все на свете и еще пару вопросов».Публикуя письма, я делаю в них небольшие купюры, отмеченные знаком […], и заменяю некоторые имена инициалами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборнике статей отечественного филолога и политолога Вадима Цымбурского представлены «интеллектуальные расследования» ученого по отдельным вопросам российской геополитики и хронополитики; несколько развернутых рецензий на современные труды в этих областях знания; цикл работ, посвященных понятию суверенитета в российском и мировом политическом дискурсе; набросок собственной теории рационального поведения и очерк исторической поэтики в контексте филологической теории драмы. Сборник открывает обширное авторское введение: в нем ученый подводит итог всей своей деятельности в сфере теоретической политологии, которой Вадим Цымбурский, один из виднейших отечественных филологов-классиков, крупнейший в России специалист по гомеровскому эпосу, посвятил последние двадцать лет своей жизни и в которой он оставил свой яркий след.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ж.-П. Вернан - известный антиковед, в своей работе пытается доступно изложить происхождение греческой мысли и показать ее особенности. Основная мысль Вернана заключается в следующем. Существует тесная связь между нововведениями, внесенными первыми ионийскими философами VI в. до н. э. в само мышление, а именно: реалистический характер идеи космического порядка, основанный на законе уравновешенного соотношения между конститутивными элементами мира, и геометрическая интерпретация реальности,— с одной стороны, и изменениями в общественной жизни, политических отношениях и духовных структурах, которые повлекла за собой организация полиса,— с другой.
Новая книга политического философа Артемия Магуна, доцента Факультета Свободных Искусств и Наук СПБГУ, доцента Европейского университета в С. — Петербурге, — одновременно учебник по политической философии Нового времени и трактат о сущности политического. В книге рассказывается о наиболее влиятельных системах политической мысли; фактически читатель вводится в богатейшую традицию дискуссий об объединении и разъединении людей, которая до сих пор, в силу понятных причин, остается мало освоенной в российской культуре и политике.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.