Узлы - [26]

- Что случилось, что все это значит?

- Зелень... Этого не должно быть. Неужели я не заметил раньше? Анализ! Надо срочно лабораторный анализ. И ты... Зря я тебя поднял. Извини, Лазым.

Шофер пожал плечами: "Чудак. Никогда не знаешь, что он выкинет". Он зевнул и с удовольствием опять растянулся на койке.

Уже у себя в комнатушке Васиф снова развернул бумажные кульки с образцами пород. Как же это? Почему стала коричневой жидкость в пробирке? Если это всего-навсего осадок, то что значит зеленый оттенок?

А на буровой номер два ждали Акопа. В слабом, трепещущем круге света только руки и лица - возбужденные, усталые, ожидающие. Плутовато поблескивают глаза Тазабея*, сына старого чабана.

______________ * Тазабей - молодожен.

Нет-нет да и сострит кто-нибудь крепко, солоно по поводу его частых ночных отлучек домой, в село. Но сегодня он не ушел, остался с бригадой. Впрочем, юноша оказался не из робкого десятка - в рот палец не клади. Вот и сейчас завел спор о долотах, в которых еще мало смыслил.

- Вы городские, - упрямо твердил он немолодому, наголо бритому бурильщику, - а я знаю эти места как свои пять пальцев. Степь называется, а копни - камень сплошной. Здесь пробьешь только долотом "рыбий Хвост". Уверен, скоро только ими и будем бурить.

- Помолчал бы, - с удивительным терпением возразил бритоголовый. Четыре месяца работаешь, а лезешь спорить. Я на своем веку знаешь сколько пробурил? У меня рабочий стаж...

- Опять ты про стаж! При чем стаж?

- А как же? Да будь долото это хорошим, сюда бы его в первую очередь подкинули.

- Не спеши. Исследуют породы, разберутся, что к чему.

- Э-э-э... Здесь и трехшарошечное долото идет отлично. О твоем "рыбьем хвосте" никто и не думает. Что? Не веришь? Давай на спор!

- Идет. Сейчас спросим мастера. Как он скажет, того правда и будет.

- Согласен.

Ударили по рукам. В это время совсем близко мигнул луч карманного фонаря. По деревянным сходням кто-то топал прямо сюда, на свет Акоп!

- Ну, кажется, могу обрадовать вас, друзья. Не зря мы здесь небо коптили...

Он опустился прямо на доски, попросил закурить.

Тазабей торопливо доложил о возникшем споре. Выпустив густую струю дыма, Акоп устало улыбнулся юноше:

- Зря кипятишься, Тазабей. Не прав ты...

- Что поделаешь, - парень поскреб небритый подбородок, - только я не согласен...

- То-то, - хлопнул его по плечу бурильщик. - Молодо-зелено. Кровь еще в тебе играет. Упрям, как молодой козел.

Не прошло и нескольких минут, как на буровой снова закипела работа. Будто подменили этих усталых людей.

Акопа чуть не силой заставили пойти отдохнуть, вторые сутки не спал мастер. Медленно побрел он по тропинке навстречу пылающему диску солнца. Уже у поселка оглянулся. Вдоль подножия холмов двигалась отара. В розовое небо взвилась стая горлинок. И такой чужой, неправдоподобной выглядела одинокая буровая в ярком и диковатом великолепии пробуждающейся степи... А ведь будет время, подумал Акоп, здесь вырастет целый лес вышек. Нелепой покажется не только отара, но и эта фигура чабана в угловатой длинной бурке.

И еще сохранилась короткая запись на пожелтевших от времени страницах блокнота:

"Зеленоватый оттенок породы проявился резче при лабораторном анализе. Что делать? Неужели остановить бурение? Или ждать?"

Это он написал в одну из тех тревожных ночей, когда решалась судьба поиска. Ночами листал тома Голубятникова, книги азербайджанских ученых, труды академика Губкина.

Осадки... Его интересовало только утверждение самой возможности зеленоватого цвета породы, взятой из продуктивного пласта. Как это может быть? Неужели ошибся? Не может, не должно быть ошибки. Он искал разгадку, как соломинку, к которой тянется утопающий, как те два гроша надежды, что даже в черную пору неудач остаются человеку. И нашел. У Губкина нашел, как описание "редкого и исключительного" случая. Значит, бывает! Значит, встречалось!

И снова, как в ту ночь, цель показалась такой близкой. Через несколько недель, направляясь к разведочному участку, он издали заметил знакомую фигуру старого чабана. Старик сидел на камне, опираясь о палку острым подбородком. Поздоровались. Лицо чабана было озабоченным и, как показалось Васифу, несколько растерянным.

- Два слова к тебе, сынок. Помнишь наш разговор? Вот пришел сказать, что я, кажется, проиграл... Только... Скажи мне, правда, что здесь под землей не только нефти, но и газа тоже много?

- Верно, отец. Это принесет большую пользу району.

Старик уныло покачал головой:

- Вот оно что! Может, ты и тут прав. Говорят, из газа много вещей можно делать. Даже шерсть, говорят, газ заменит... Верно это?

Васиф кивнул:

- Конечно, недаром говорят, что газ - это голубой волшебник.

И вдруг заметил, как под бровями чабана беспокойно, недобро забегали глаза.

- Об овцах, о шерсти думаешь, отец?

- А как же не думать? Государство нам платит сейчас много денег. Мясо сдаем. Этим живут люди... Сын где-то вычитал - из газа пищу научатся делать. А какой из газа шашлык, сынок?

Васиф рассмеялся.

- Передай аксакалам, пусть не тревожатся. Натуральная шерсть всегда будет в цене. А шашлык... Скажи лучше, джейранов не видел, не встречал здесь? Нет, нет, отец. У меня никогда рука не поднимется на джейрана. Совсем за другим я охочусь. Просто... Когда я впервые сюда, в степь, приехал, видел трех. Тогда мне показалось это доброй приметой.