Узлы - [28]

- Что делать, сердце ее молчит.

- А не слишком ли ты требовательна? - сказала ей как-то одна из подруг. - Будешь так привередничать, останешься старой девой. Знаешь, что такое одиночество?

Но неужели лучше связать свою судьбу с нелюбимым человеком только ради того, чтобы не остаться в старых девах?!

В последнее время все чаще и чаще думала об этом Пакиза. Даже себе боялась признаться, но что-то изменилось в ней после возвращения из Москвы. Иногда на улице, в толпе, на автобусных остановках ловила себя на том, что волнуется, вспыхивает, встречая человека, чем-то отдаленно напоминающего Васифа.

Разве никто до сих пор не рассказывал ей о своей судьбе? Что может быть общего между нею и этим гордым человеком, который сквозь тяжелые годы пронес удивительную веру в людей, в будущее. Не старался вызвать сочувствие и так искренне потом благодарил ее за теплоту и участие... Сначала она по-человечески пожалела его, а узнав ближе, устыдилась этой своей жалости, чувствуя, как покоряет ее внутренняя сила его характера, гордость и вместе с тем ничем не защищенная уязвимость.

Она знала и других людей. Среди ее знакомых были и такие, что всю войну не покидали своих уютно обжитых домов, своих мягких постелей. Но вот стоит перегореть электрическим пробкам, и они уже брюзжат на время, на людей, на наши законы.

Пакиза и сама не всегда отличалась терпимостью к неудачам. Бывали мгновения, когда и ей жизнь казалась неинтересной, бессмысленной. Но как все это мелко по сравнению с тем, что вынес Васиф.

Удивляло ее и другое, - судя по всему, никого на родине у него не осталось, никто не ждал его дома. Почему же так рвался он в родные края? Неужели действительно так властен воспетый поэтом "дым отечества", и горький и приятный?

Где он сейчас, Васиф, каково ему? Что помешало ей пригласить его к себе, может быть, помочь устроиться, разыскать давних друзей? Ложная стыдливость, страх перед общественным мнением? Почему люди так спешат всегда осудить тех двух, чьи отношения не укладываются в рамки обывательских канонов?

Где он сейчас?

- Ты хочешь что-нибудь рассказать мне? - спросила однажды мать, наблюдая, как долго смотрит в книгу Пакиза, не переворачивая давно прочитанную страницу.

- Да, мама.

Мать и дочь связывали завидно ясные и искренние отношения. Наджиба доверяла дочери, уважала ее маленькие тайны и никогда не вскрывала писем на имя Пакизы. Это нечасто бывает в семье. И надо обладать поистине мудрым "слухом сердца", чтоб утвердить в отношениях с взрослой дочерью не знающую компромиссов прямоту.

Наджиба внимательно выслушала Пакизу.

- Сейяра знает, о его приезде?

- Нет. Я не говорила ей. Надо ли? Меня тревожит другое. А вдруг он не нашел никого из близких? Они с матерью жили в Нагорной части, - там почти все старые дома снесены. Да и мало ли что могло случиться за девять лет...

- Это большое несчастье, девочка. Мать его была моей подругой. Как я могу не пригласить к себе единственного сына покойной Соны?

- Мама! - Пакиза прильнула к матери. - У нас ведь и комната лишняя есть!

Столько простодушии было в ее порыве, что Наджиба рассмеялась:

- Господи, кого ты только не зазывала в эту свободную комнату! Помнишь, все уговаривала тетю - ты ее очень любила - оставить свой дом и поселиться у нас насовсем? И удивлялась, почему та не соглашается, "ведь свободная комната"! Сколько мы тогда смеялись. Но... Сейчас ты уже не та девчушка с косичками, что каждого приятного гостя можешь просить остаться с нами навсегда...

- Да. Ты права, мама.

Пакиза невесело улыбнулась.

- И еще, девочка... Если бы он и Сейяра... Если бы между ними ничего не было... Знаю, знаю, ты добра. Но ты еще не испытала на себе силу злых языков. Не дай бог, коснется тебя грязная молва.

- Ах, мама! Сейчас, если бы даже мы захотели, нам его не найти. Он ведь и сам не знал, куда пойдет, к кому. На всякий случай я дала ему свой адрес. Попросила написать....

Мягко отзвенели старинные часы. Полночь. А Пакиза все говорит о Васифе. Чувствует Наджиба, не столько ей, матери, рассказывает дочь, сколько самой себе доказать что-то хочет, с собственным сердцем спорит. И тревожно, и радостно матери.

Через несколько дней, встретив дочь с работы, Наджиба кивнула на стол:

- Письмо тебе.

И поспешила в кухню. Но через несколько минут взволнованная Пакиза сама пришла к ней.

- Нет, ты послушай, мама. Ты только послушай, что он пишет. На работу не устроился. Трудно ему... И адреса обратного нет.

Снова и снова вчитываясь в страницы, она нервно комкала воротник плаща.

- Да ты разденься, - мать стянула с нее плащ, надела очки и сама прочла последние строки. - Ты должна найти его, Пакиза.

- Я? Но...

- Какие уж тут могут быть "но", Пакиза.

Наджиба строго посмотрела на дочь и сразу стала той Наджибой-мюаллиме, которую не только любили, но и побаивались в школе.

- Ты же сама недавно говорила...

Мать решительно перебила ее:

- Пусть болтают, что хотят. Когда речь, идет о помощи человеку... А ну-ка посмотри, из какого почтового отделения отправлено письмо?

- Вот... Али-Байрамлы.

Пакиза просияла, заметалась по комнатам, повторяя нараспев: "Али-Бай-рам-лы..." Потом принялась целовать погрустневшее вдруг лицо матери.