Узлы на простыне - [92]

Я замотала головой.

— Фёдор — полный грешник. Дмитрий — серый верующий (вроде и с Богом, вроде и с миром). Иван (полный атеист — философ). И младший — верующий так, как надо.

— Алексей вроде бы звали…  — я начинала вспоминать фильм. — А в чем там концовка?

— Фёдор — полный грешник, скажем так, асфальт…  семя упало, но бесплодно…  в конце его убивает его незаконнорожденный сын (так скажем, грех его вводит в могилу). Иван — сухая земля — сходит с ума. Дмитрий — почва с терниями, попадает в ссылку, где раскаивается и начинает верно верить). Ну и последний — Алексей — приносит добрый плод и идёт в мир, неся любовь.

— Алексей. — он же в монахи уходит.

— Ему старец Зосима говорит, иди женись и иди в мир, неся благую весть. Если бы писать, то писать со смыслом.

— Да…  ты прав.

— Да, Сонь, думаю, что пора тебе сменить тему и начать что-нибудь новое, — Саша все-таки поцеловал меня в щеку.

— Ладно, посмотрим, надо в себя еще придти…  для начала.

— Лучше я в тебя, — шепнул он мне на ухо, но Макс, услышав, громко рассмеялся.

— Да пора нам уже.

Монастырь встретил нас снегопадом. Белые крупные снежинки медленно падали из невидимых облаков, как из распотрошенной подушки. Процедура повторилась. Ворота, маски, замки, камни, спуск в подземелье, стена, — и вот оно, — я снова увидела то, что не поддавалось описаниям. Даже команде археологов понадобилось бы много времени, чтобы просто описать все. А ведь нужно было это классифицировать, нарисовать, определить принадлежность во времени. Я зажмурилась, представив все это не в темном подвале, в свете наших ламп, а в стеклянной витрине музея, в лучах прожекторов, очередь, толпу народа, стремящуюся увидеть эти невероятные свидетельства прошлого. Да что там говорить, — все это революция в сознании, в науке, в истории. Я поморщилась, вспомнив разговор со священником. Представляю, какая борьба развернется вокруг скрижалей!! Это будет война на смерть. И кто-то должен будет умереть. Вряд ли каменные скрижали. Я как раз дошла до ниши, где стоял ковчег завета. Не зря они его скрывали. Нужно было перестраивать церковь, переписывать писания. Менять толкования. Вот что бывает, когда начинают трактовать, не имея достаточно источников и…

— Сондра, — ты эксперт. Ищи. Ты чего стоишь? Мечтаешь что ль?

— А что искать? Давайте возьмем скрижали! Уж ничего более ценного тут нет.

— Сонь, Шурик, конечно, боксер, но три каменных плиты он не вытащит.

— Да вытащу.

— Почему три?

— Так ключ, и две скрижали, 60 на 70. На мне будет оборудование.

Я обернулась к сундукам.

— Ну я не знаю, так сложно сразу сообразить. Что тогда драгоценность?

— Да брульянт, и желательно побольше.

— Брильянт ищи, конечно.

— Алмаз. Тогда не было огранки, которая и…  — я открыла один из сундуков в нише с ковчегом. — А что алмаз. Он же исторически неузнаваем. Ну алмаз и алмаз. Камень и камень.

— Да, но если большой.

И тут я остановилась. Прямо посредине открытого сундука лежал камень. Величиной с орех, он казался простым булыжником, случайно попавшим в сверкающее жемчугом, сапфирами и изумрудами золотое великолепие. И это, как по заказу, был огромный алмаз. Я взяла камень в руки и потерла его пальцами, он засверкал в свете моего фонарика. Внутри чистого и прозрачного, как родниковая вода, кристалла струилась прихотливо извилистая трещина, которая узким, сложным ходом пробуравливала насквозь все его тело. Тонкая и непрямая — она до боли что-то напоминала мне, но что?

— Ну что?

Ко мне подошел Саша и усилил освещение, направив свой фонарик на искрящийся предмет. Вспышка света внутри драгоценности высветила и мое сознание.

— Да боже мой! Это же знаменитый алмаз Соломона! Этот камень подарила Соломону…

— Суламифь?

— Нет, не угадал. Этот алмаз привезла ему в подарок царица Савская. Видишь, внутри него ход. Это была загадка ее, — и вопрос заключался в том — как туда продеть нитку.

— Везет, вот раньше женщины были, задаривали настоящих мужчин алмазами, — Макс оказался сзади.

И тут что-то произошло, я не сразу уловила, что это было за резкое движение, без единого звука, только взмах руки, и странный звук. Я обернулась, но почувствовала только резкое колебание воздуха, — все произошло мгновенно и молча, как в немом кино.

Потом, я долго вспоминала и думала, как все это было. Видимо, Саша обернулся к Максу. И тот этого не ожидал. В руке его сверкнуло лезвие. Оно мелькнуло несколько раз, с характерным звуком, приближаясь и исчезая, погружаясь куда-то, в мякоть человеческих внутренностей. Эти движения зафиксировались у меня в памяти, как на диске записывающего устройства. Не понимая, почему сверкает металл, я просто смотрела. У меня даже возникла мысль, что Макс нашел какой-то известный клинок, но боксер качнулся и как-то необычно двинулся в сторону. В тот же момент, он выпрямился и резко взмахнул рукой. Ладонь была сжата в кулак. Кулак был направлен в междуглазье Максу. Тот, не издав ни звука, отлетел в сторону, вернее, назад, с глухим звуком соприкоснувшись с каменным полом подземелья. Почти сразу, нанеся удар, Александр упал. Я ошалело молчала, осознавая то, что происходило, не шевелясь и не понимая моторики события. Наконец, до меня что-то начало доходить. Я нагнулась к боксеру. И увидела кровь. Черная, стеганая безрукавка была распахнута, серый свитер заливала вязкая темная жидкость. Красное пятно расплывалось по ткани быстро, как чернила на старой детской промокашке.