Узкий круг - [14]

Цыганков шел позади, подгоняя ее молодецкими возгласами:

— Поберегись! Ожгу!

Доехав до ручья, они катались с обрыва вдоль снежных холмиков, укрывавших маленькие сосны, и порой с любопытством, долго смотрели друг на друга, но больше не целовались. Шурочка вспомнила Митино предостережение, рассмеялась. Они только что съехали вниз. Вокруг стояла тишина. Шурочка повернулась к Цыганкову и, дразня его, сказала:

— Знаешь, что мы разные поколения? Ты родился в эпоху послевоенного восстановления, а я — в эпоху телевизоров и холодильников. Ты — романтик, а я — реалистка. Ты честно врешь про любовь, а я тебе не верю, но все равно мне хорошо.

— Что? Вру? — спросил Цыганков, строго глядя на нее.

— Разве нет? Обыкновенное влечение, а ты — «необыкновенное существо», «любовь»… Я ведь вправду реалистка!

Он подошел к ней, зачерпнул горсть снега и ловко сунул снег ей за воротник.

Шурочка ойкнула, бросила палки и стала вытряхивать снег, ругая Цыганкова дураком.

— Какие мы сердитые! — удивился он.

— Да ну тебя, — спокойно вымолвила Шурочка. — Терпеть не могу грубые шутки. — Она тоже зачерпнула снега и подозвала Цыганкова.

Он наклонил голову и обреченно приблизился. Однако Шурочка выбросила снег себе под ноги и шлепнула его по виноватой шее с завитками темных волос на затылке.

— Не дождешься от меня такого! — упрекнула она. — Ишь романтик!

Цыганков выпрямился, с шутливым выражением озноба фыркнул и передернул плечами. Перед ней стоял сильный высокий мужчина, но она ощутила в себе какую-то странную силу, которая как будто возвышала ее над ним.

Он растерянно улыбнулся новой, простой улыбкой. Шурочка подняла руку и, чуть запнувшись, поправила на нем сбившуюся набок шапочку. Это заботливое движение далось ей с трудом, и она, заметив, что он уловил ее нерешительность, почувствовала такой стыд, словно Цыганков увидел ее всю до дна.

Шурочка взяла палки и побежала, проваливаясь, по хрусткому плотному снегу. Он не стал ни догонять, ни окликать ее.

Вскоре их нашли Марго с Адамом, начали подшучивать, что, мол, вы с первого же дня отрываетесь от коллектива, а ведь куда торопиться? Некуда торопиться, и так далее в дружеском, чуть свысока, тоне, не таившем пошловатой уверенности в том, что им известно, чем это все кончится, но они нисколько не возражают и даже поощрили бы, если бы не знали, что это совсем не ново…

Большие персидские глаза Марго оценивающе окинули Шурочку, охватывая ее фигуру и не встречаясь с ее взглядом. Она как бы удостоверилась в том, что Шурочка цела и невредима, и сказала, глядя в небо над чернеющими за ручьем соснами:

— Завезли меня в степь! И чего поперлась, домашнее животное? — Подняв руки, по-домашнему потянулась, поводя полными плечами. — Ох-хо-хоюшки… Шашлык бы сообразили, что ли?

Ее тяжелая красота притягивала к себе, и Шурочка, видя Марго рядом с худощавым, нервно заряженным Адамом, уже успевшим дважды съехать с обрыва, подумала, что они не подходят друг другу.

Услышав о шашлыке, Адам сморщил свой крупный заостренный нос и пробормотал:

— Ага, вот и любимая тема! Тебе бы родиться коровой…

— А тебе дятлом! — беззлобно огрызнулась Марго.

Шурочка знала, что они не ссорятся, а просто у них такая манера разговаривать. Она чувствовала симпатию к друзьям Цыганкова, таким же независимым, как и он, людям, не желавшим участвовать в борьбе за вещественное благополучие, в той самой давке-борьбе, в которую ровесники Шурочки мечтали ворваться…

Накатавшись и опьянев от свежего воздуха, они вернулись в пансионат. Возле кочегарки стояли расписные санки, запряженные гнедой, темно-красной масти лошадью. Яркий голубой кузовок, аляповато раскрашенный красными маками, почудился вынесенным сюда, на заезженный серый снег проезда, из деревенской старины. Марго сбросила лыжи, залезла в санки и, сдернув шапочку и разметав волосы, пропела:

— Пара гнедых, запряженных зарею…

Шурочка тоже залезла и потребовала, чтобы их покатали.

— И пьем дыхание девы-розы, быть может, полное чумы! — продекламировал Адам, разматывая вожжи. Цыганков вспрыгнул к нему на козлы.

— Н-но, милая!

Скрипнул снег, и, как ни странно показалось Шурочке, лошадь послушалась Адама, санки поехали. Куда?

— Гони! — крикнула Марго. — Гони, золотой, брильянтовый!

Адам шлепнул вожжами, причмокнул.

— Стой! Стой! — послышалось сзади.

— Гони! — снова крикнула Марго.

За ними бежал высокий подросток в армейском ватнике. Он на ходу запрыгнул в кузов, перегнулся на козлы и схватил Адама за плечо.

— Мальчишечка! — воскликнула Марго, обхватила, смеясь, подростка, и он оказался у нее на коленях.

Санки остановились. Он сразу затих, и Марго отпустила его.

— Вставай, — поторопила она. — Или пригрелся у тети?

Подросток сорвался с ее коленей и обругал всех спекулянтами.

— Слушай, комсомолец, как зовут тебя? — спросил Цыганков.

— Приехали культурно отдыхать, вот и отдыхайте! Тут у нас и большие люди отдыхают… Охота покататься — уплатите, как положено, без хулиганства.

— Какой молодец! — улыбнулась Марго. — Сразу раскусил, что вы, мальчики, не «большие люди». А зовут его Федя. Правда, Федя?

— Меня зовут Олег, — возразил подросток. — Не надо больше хулиганить. Я за лошадь отвечаю. — Он взял лошадь под уздцы, сильно потянул на себя, разворачивая санки.