Ужин в центре Земли - [46]

— Я записала его в телефонной книге. На обложке с внутренней стороны, и оставила себе памятку: «Позвонить на особый номер». Попробовала от Эрлбаумов, но их не было дома, поэтому звоню из Еврейского центра. Меня пустили в кабинет директора. Сказала, чтобы прислали мне счет за звонок, но наверняка не пришлют. Они меня тут любят.

— Отлично.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Жарко у вас в Париже? Там ведь летом такая жара.

— Сегодня прохладно.

— Хорошо. Я волнуюсь из-за этой жары. Люди там умирают от нее летом.

— Старые люди, мама.

— Вроде меня!

— Да, их дети — не то, что хорошие еврейские дети. Все разъезжаются по своим летним домам, а старых бабушек оставляют изнемогать у плиты.

— Ужас.

— Да, мама. И, кстати…

— Кстати о бабушках у плиты?

— Да, в некотором смысле. Мне надо, чтобы ты позвонила мне на обычный номер и сказала, что умираешь.

— Что? — переспросила мама.

— Мне надо, чтобы ты пошла сегодня на прием к своему врачу. Приходишь и говоришь, чтобы направил тебя на рентген. Потом позвони мне, пусть даже у меня будет глубокая ночь. Мне надо, чтобы ты меня разбудила и сказала, что у тебя рак.

— Погоди, у меня рак? Почему? Боже милосердный! Откуда ты можешь знать?

— Я не знаю этого, мама. — Ее голос звучал панически, и он добавил с напором: — У тебя нет рака!

— Откуда ты знаешь, что нет? Зачем ты завел этот разговор, если я не больна?

— По личным причинам мне надо, чтобы ты позвонила и сказала, что у тебя нашли рак. Причем очень скверный. Скажешь мне, что врач хочет немедленно положить тебя в онкологический центр.

— Что происходит? — спросила она с дрожью в голосе, от которой в Z поднялось мучительное чувство вины. — Что ты мне хочешь сказать? У меня рак?

— Нет, мама, нет. У тебя нет рака. Но мне надо, чтобы ты позвонила и сказала, что есть.

Некоторое время она молчала, а потом начала плакать.

— Не плачь, мама. Ты совершенно здорова.

— Дело не во мне, — сказала она. — Дело в тебе. Это случилось. У тебя психоз. Я всегда чувствовала.

— Я здоров, мама. Мы оба здоровы.

— Как же так, в таком зрелом возрасте. Поверь мне, я ждала. Думала, сейчас опасности уже нет. Но у тебя всегда были признаки. Боже мой, боже мой…

— У меня нет психоза.

— Твой дедушка был психопат.

— Погоди. Что?

Этого поворота Z не ожидал. Повсюду тайны, подумал он. Тайна на тайне.

— Мы никогда тебе не говорили.

— Который из них? Дедушка Майк?

— Нет, папа твоего папы. Дедушка Рувим.

— Как ты могла это от меня скрывать?

— Мы хотели избежать. Мы с твоим отцом думали: если не говорить, то, может быть…

— Знание медицинских фактов не может вызвать психоза. К тому же я более-менее уверен, что такие вещи передаются через поколение.

Поколебавшись, она сказала:

— Через поколение — это как раз ты.

Z раскинул мозгами. Да, в этом она права.

— Так или иначе, я не психопат. Но мне надо, чтобы ты сделала, как я прошу. Я все объясню, когда буду дома.

— Где дома? В Израиле? Или тут? Если ты болен, можешь вернуться в свою комнату, в ней ничего не изменилось. Мы молимся каждый вечер, чтобы ты выбрался из этой проклятой страны.

— Из Франции?

— Из Израиля.

— Ты всю жизнь посылала в Израиль деньги. Ты участвуешь в этих глупых шествиях. Ты любишь Израиль.

— Люблю. Но не хочу, чтобы ты там жил! А Франция еще хуже. Объясни мне, что происходит? У тебя проблемы? С кем? Объясни, и я сделаю, как ты говоришь.

— Сейчас не могу объяснить. И не пытайся угадать. Но мне надо, чтобы ты пошла к врачу, а потом сделала маммограмму, а потом позвонила. И сразу проведи это через страховку.

— Терпеть не могу этот аппарат, давит.

— Сочувствую, мама. Но ты должна это делать раз в год. Когда последний раз?

Она не ответила.

— Я бы другое предложил, поудачнее бы что-нибудь выдумал, не будь от этого пользы и для тебя. Женщина в твоем возрасте должна проверяться.

— А если и правда найдут?

— Тогда, может быть, им удастся тебя спасти, а твои слова по телефону будут звучать натуральней.

— Ты ужасный сын.

— Я знаю. Но если ты все это сделаешь, я действительно смогу вернуться домой. Подыщу себе место около вас с папой и поселюсь навсегда. Никаких больше отъездов, обещаю.

— Если я тебе это скажу про рак?

— Да, если сделаешь все это сегодня. Сделаешь и позвонишь мне откуда-нибудь, а о нашем теперешнем разговоре никто не должен знать. Удали в компьютере это оповещение и сделай, как я прошу. Потом я буду тебе регулярно звонить и справляться, как ты, понимаешь меня? Просто будь собой. Будь такой, какая ты есть: паранойя, негатив, безнадежность. Только добавь к этому рак.

— Потому что у тебя проблемы?

— Потому что у твоего сына кое-какие проблемы. Да.

И правда, проблемы. Смятение — вот что испытывает из-за них Z, когда начальник говорит:

— Надеюсь, вы не сочтете бестактностью с нашей стороны…

И продолжает, читая смятение собеседника профессиональным взглядом:

— …то, что мы извлекаем таким способом выгоду из болезни вашей матери.

— Конечно, нет, — говорит Z.

— Нам приходится использовать то, что подворачивается, даже если это затрагивает человеческие чувства. Таковы издержки нашей работы.

— Я не понимаю, — говорит Z, которому впору уже патентовать эту фразу.

— Мы подумали, что эта ваша поездка, очень важная сама по себе, дает нам также отличную возможность заполучить вас в Тель-Авиве, не привлекая к этому внимания.