Уж замуж невтерпеж - [4]

Ненавижу свое отражение в зеркале. Хоть я и не уродина.

* * *

Директор агентства мне не понравился. Он пытался скрыть два обстоятельства: первое – то, что он был лицом кавказской национальности, второе – то, что был с жесточайшего похмелья. Отрицая первое, он чересчур старательно говорил по-русски и перекрасился в блондина, отрицая второе, он облился парфюмом, жевал жвачку, и дышал в сторону.

Он вызвал меня в свой кабинет в начале рабочего дня. Кабинет был обвешен разнокалиберными постерами, плакатами и просто вырезками из журналов, являющимися, видимо, примерами удачной рекламы. У меня зарябило в глазах, и я вдруг пожалела о том, что дала Ваське не сто, а шестьдесят рублей, обломив ему поход в компьютерный клуб. На новой работе мне была обещана зарплата в тысячу долларов. Эти деньги позволили бы мне перевести Ваську в ближайшую к дому школу, и накопить на импортную инвалидную коляску для Ивы.

Поэтому, несмотря на то, что директор мне не понравился, я старательно ему улыбнулась.

– Так, так, – сказал Андрон Александрович. – Присаживайтесь. Поздравляю, что стали членом нашего коллектива.

Ему не понравилось слово «член» и, выдохнув в сторону, он поправился:

– Коллегой. То бишь, – он сделал упор на хорошее знание русского языка.

Продолжая улыбаться, я закивала, некстати вдруг вспомнив о том, что не успела отстирать утром пододеяльник. К вечеру клубничное варенье так впитается в ткань, что его не возьмет никакой Аристон.

– Надеюсь, вы хорошо понимаете, что, взяв вас на это место, мы пошли вразрез с теми возрастными требованиями, которые позволяют этой работой заниматься. В вас есть шарм взрослой женщины. Сколько вам? Тридцать?

– Двадцать девять, – виновато уточнила я.

– Двадцать девять! – Он забарабанил пальцами по столу, сильно озадачив меня тем, что на ногтях у него был бледно-розовый лак, а на запястье, там, где кончался рукав черной шелковой рубашки, болталась широкая золотая цепочка.

Впрочем, может, это и к лучшему. Если шеф не столько интересуется женщинами, сколько старается быть на них похожим – это даже удобно. Буду впаривать ему косметику Oriflame, там большой ассортимент бледных лаков и бесцветных помад.

– В двадцать девять начинать карьеру шоу-вумен, конечно, поздновато. Но, учитывая ваш прошлый опыт работы... – Он откинулся на спинку кожаного кресла, мотнув привычно головой, чтобы длинный обесцвеченный чуб не лез в глаза. – Ваш прошлый опыт... Как там у вас в резюме?

Он придвинулся к компьютеру и зашуровал мышкой.

– Вот. Клуб «Робинзон», танцовщица, да?

– Да, – кивнула я, отводя глаза.

Если честно, я стеснялась этого факта своей биографии. Когда мама только заболела, денег, которые я зарабатывала, просиживая в своем полуумершем институте, стало катастрофически не хватать. На лечение уходили такие средства, что мы стали голодать. А тут еще Васька начал вдруг по сантиметру в месяц прибавлять в росте. Его руки и ноги по-сиротски торчали из коротких рукавов и штанин, а от худобы так обострились черты лица, что в школе он обзавелся кличкой Кощей Бессмертный. Я плюнула на приличия, воспитание, высшее образование, взяла газету «Из рук в руки» и позвонила по объявлению, где на высокооплачиваемую работу требовались девушки, умеющие хорошо танцевать. Я умела не просто хорошо танцевать. Я была мастером спорта по художественной гимнастике, и всю свою сознательную жизнь, вплоть до поступления на истфак университета, ездила по соревнованиям, занимая первые места, собирая всевозможные призы и награды. Остановило меня только замужество и рождение Васьки.

В «Робинзоне», узнав, что мне не восемнадцать, скептически усмехнулись и попросили подвигаться под музыку на сцене. На мне была широкая юбка, но я плюнула и подвигалась так, что когда музыка затихла, комиссия за столиками несколько секунд ошарашенно молчала. Потом хозяин клуба вежливо похлопал в ладоши и сказал:

– Ну, если это называется танцевать, да еще за те же деньги, то, конечно, мы вас берем.

Я уволилась из своего института, стала работать в «Робинзоне», подрабатывать тренером в фитнес-клубе, а также пополнила племя сетевиков, распространяющих косметику Oriflame. Мы более-менее начали сводить концы с концами.

– А почему вы оттуда уволились? – Андрон свел черные брови над крючковатым носом, и его чистый русский перестал быть убедительным доказательством славянского происхождения.

– Я уже рассказывала, – почему-то жалобно пропищала я, – я говорила на собеседовании, что работа по ночам не совсем, то есть не очень, ну как-то, в общем, не оздоровляюще сказывалась на отношениях в семье. Супруг был против. Муж, то бишь, – вдруг ляпнул мой язык.

Насчет мужа я наврала, но не объяснять же ему, что толстый, лысый Сулейманов, хозяин «Робинзона» все чаще стал вызывать меня к себе под утро в кабинет. Почти всегда он был пьян и требовал показать лично ему «как это ты там делаешь». Он не утруждал себя хорошим русским, намеренно коверкал слова на кавказский лад, и не старался дышать перегаром в сторону. «За те же деньги» он пытался продублировать мое выступление у себя в кабинете. К тому же Флюра намекнула, что ночные дежурства оплачиваются по двойному тарифу. Я категорически отказалась кувыркаться на кожаном диване Сулейманова, а Флюре объявила, что ночные дежурства отменяются. Я стала искать новую работу, и первое, что меня на этой работе устраивает – женственный шеф и отсутствие кожаного дивана у него кабинете.