Уютная кондитерская в Париже - [16]

Нина остановилась у дверей спальни. Никаких разумных оснований не показывать эту комнату матери у нее не было, но все равно…

Она открыла дверь, словно видела эту комнату в первый раз, и ощутила то же беспокойное чувство: она словно подглядывала за любовниками, вторгалась в чужую жизнь. В спальне она чувствовала это острее, чем в какой-либо другой комнате, вероятно, потому, что здесь было множество личных вещей.

– Ух ты, пододеяльник, очень мило. По-мужски, но со вкусом. Себастьян всегда отличался хорошим вкусом. Лампы очень приятные. А что он читает?

Нина проглотила слюну. Этот мужской атрибут в виде серого и бледно-голубого с черным покрывала постоянно напоминал ей о том, что она проводит ночи в спальне Себастьяна, а лежащий обложкой вверх открытый роман Дэвида Балдаччи[13] лишь усиливал неприятное чувство, будто Себастьян вышел на минуту и вот-вот вернется.

Нина старалась как можно меньше времени проводить в этой комнате, по крайней мере, когда она не спит. Присутствие Себастьяна здесь подавляло ее.

– Давай-ка посмотрим его фотографии, – сказала мать. Нина устало подошла к стене, противоположной кровати, к многосекционной фоторамке с набором снимков из разных лет. Она особо и не обращала внимания на эту рамку прежде, поскольку там была куча фотографий, копии которых она не раз видела: Себастьян с Ником и другими ее братьями.

– Ой, кажется, это я! – воскликнула мать. – Прекрасно помню этот день. Он тогда выиграл свое первое кулинарное соревнование. И прямо оттуда пришел ко мне и показал приз. Этот снимок сделал твой отец.

Нина помнила, как он готовился к этим соревнованиям. Они несколько недель подряд были его подопытными кроликами. Хорошо еще, что вся семья любила свинину.

– Милая фотография – на которой он с родителями, – сказала мать с симпатией в голосе. Нина по-прежнему держала в руках телефон, разглядывая фотографию Себастьяна в день окончания университета, он стоял между своими родителями, вид у него был напряженный и страдающий. Он получил свою степень, чтобы угодить родителям, хотя его влекло совсем другое. Через неделю после окончания он поступил в колледж на отделение кейтеринга.

– А вот это твоя – какая хорошая.

– Моя? – Голос Нины сорвался на писк, она подошла поближе к фотографии в углу, на которую совершенно не обращала внимания прежде. Ничего хорошего в ней не было. Фотография была хуже некуда. Она ухмылялась, как психованная, ее зубы и горящие глаза белели среди подтеков грязи на ее лице, а в руке она держала медаль, завоеванную в соревнованиях по спортивному ориентированию. Нина с отвращением вглядывалась в свое лицо, на котором расцветало счастливое выражение, чувствуя, как ее сердце в очередной раз неровно забилось, словно откликаясь на отголоски прошлого. На секунду слезы набежали ей на глаза. Она была такая счастливая, счастье просто переполняло ее. И не потому, что она пришла первая. Не потому, что побила свой личный рекорд. Не потому, что выполнила норму, позволявшую ей претендовать на включение в национальную сборную. Нина была счастлива оттого, что за финишной чертой ее ждал Себастьян. Оттого, что он обнял ее. Оттого, что так сильно прижал к себе. Оттого, что ей казалось, будто его губы выщиплют ей все волосы на макушке. Потому что его глаза горели гордостью и счастьем, когда он смотрел на нее. Разглядывая снова этот снимок в ряду других важных событий в его жизни, она нахмурилась. Она и представить себе не могла, что он хранит ее фотографию, не говоря уже конкретно об этом снимке. Нина не могла понять причину, почему Себастьян сохранил ее.

* * *

Храбрый голубь клевал у ног Нины многочисленные крошки, падавшие с круассана, после того как она откусила краешек. Нина очень гордилась собой: набралась смелости выйти и заказать кофе с круассаном в ближайшей пекарне, как и пообещала сделать матери перед окончанием их разговора. Нина, запрокинув голову, допила остатки кофе и встала с одной из зеленых скамеек, стоящих вдоль дорожки, ведущей к Эйфелевой башне. Солнечные лучи, согревавшие кожу, и выманили Нину из дома. Погода и вправду стояла слишком хорошая, чтобы сидеть дома, а разговор с матерью напомнил ей, зачем она вообще в Париже, бесчинствуют здесь карманные воры или нет. Поэтому Нина устроила себе выходной на сегодня. Она покончила с уборкой и раскладкой и осталась довольна своими аккуратными бирочками на полках, легко выдвигающимися ящиками, в которых все, насколько она это понимала, лежало на своих местах.

Нина шла пружинистым уверенным шагом, крепко держа ремень своей сумки и направляясь к громадной канонической башне. Время от времени она останавливалась, чтобы сделать фотографию и тут же отправить ее в семейный чат в «Ватсап». Нет, правда, хватит уже прятаться. Она покачала головой. Сегодняшний утренний звонок матери был только вершиной айсберга. Остальное семейство тоже ждало новостей и требовало регулярных апдейтов. Если Ник не отправлял ей эсэмэску с вопросом, как она там поживает, то на электронную почту приходило письмо от Дэна. Или же Тоби задавал ей вопросы на ее аккаунте в «Твиттере». Нина всерьез подумывала, не потерять ли ей телефон.