Уйти на Запад - [7]

Джон надрал какого-то мха, Джейк принес от берега, кроме палок, мой бидон:

— Там что-то плещется, надеюсь, не вода.

— А что там может плескаться?

— Керосин.

Я чуть было не ляпнул: «А что, керосин уже изобрели?», но удержался, открыл крышку и осторожно понюхал. Вроде как действительно пахло керосином. Живем! Пусть даже дрова и будут сыроваты, все же костер у нас получится. Особенно, если разводить его буду не я, а более опытный в этом деле Джейк. И правда, его стараниями пламя сначала неуверенно лизнуло ветки, а потом загорелось в полную силу.

И только когда разгорелось пламя, я наконец понял, как сильно замерз. Мы сидели около огня, жарились и замерзали одновременно. Женщина и вовсе сидела в своем мокром платье, так и не сделав попытки его как следует отжать, просто потискала какие-то части своих необъятных юбок, да чуть приподнимала ткань, чтобы она быстрее просохла.

В темноте послышался шум, и около нашего костра рухнул человек – только что из воды, она ручьями стекала с его куртки. Штанов на пришельце не было. Он что-то проговорил по-немецки и показал рукой в ту сторону, откуда пришел.

— Там кто-то есть, — сказал Джейк, подхватывая из костра горящий сук. — Схожу-ка посмотрю.

Мне не хотелось уходить от костра, но я пошел с Джейком. Он шел впереди, подсвечивая своим суком, но человека на мелководье первым увидел я. Выматерился, потому что сейчас уже малость подсохшая одежда снова намокнет, но все равно пошел в реку. Джейк тем временем углядел еще одного, лежащего наполовину в воде, воткнул в песок свой факел и потянул недоутопшего к костру. Следом за ним я со своим трофеем, еле передвигающим ноги. На полпути нас обогнал кто-то совершенного голый, скорчившийся от холода и аж завывающий.

— Холодно… холодно, — скулил он сквозь крупную дрожь.

Джон, умница, сообразил развести еще один костер, и теперь можно было обогреваться сразу двумя боками. Однако Джейк, похоже, был сделан из той породы людей, из которой надо бы делать гвозди, и, снова подхватив горящий сук, опять отправился на берег. Я пошел за ним, чувствуя себя идиотом. Мог бы, как Джон, просто таскать хворост для костров. Но мне почему-то поиск годных для костра деревяшек представлялся более трудным делом, чем розыск людей, у которых не хватило сил добраться до нашего костра.

Мы переволокли к костру еще одного человека, пребывающего явно на последнем издыхании, пока возились с ним, подошли еще двое, а потом мы услышали выстрелы. Стреляли где-то далеко, но все сразу замолчали и начали прислушиваться.

— Поговаривают, тут ходят отряды южан, — проговорил Джон.

— Неужели они будут стрелять по утопающим? — усомнился кто-то.

— А я после Андерсонвилля вполне поверю, что они могут стрелять по нам, — сказал худой как щепка человек, который добрался до костра голышом. — Всякого насмотрелся.

— А может это индейцы? — несмело спросил совсем молодой парень – от силы лет восемнадцати.

— Индейцы бы не стреляли, — сказал Джон.

Кто-то помянул рейнджеров Мосби, вспомнили резню в Централии. Джейк поморщился и встал.

— Схожу еще на берег, посмотрю, — сказал он.

Я пошел за ним, хотя хотелось послушать, что скажут.

— Не люблю таких разговоров, — сказал Джейк негромко.

— А если и в самом деле где-то рядом рейнджеры?

— Когда увидим – тогда и думать о них будем, — хмыкнул Джейк. — А пока мое дело – людей к костру оттаскивать. А ты как, в состоянии?

— Холодно, — с чувством сказал я.

— Ничего, скоро солнце взойдет, тогда согреемся, — он вытянул вперед шею. — Вон еще один.

Утром стало ясно, что мы на острове, двое умерли, у многих, в том числе и у Джейка, довольно серьезные ожоги, а женщина вроде бы не в себе. Поэтому когда сверху появился пароход, который принял нас всех на борт, это было счастьем. Я наконец выпил какой-то горячей бурды, выгоняя из организма дрожь, и мог сидеть в теплом сухом салоне, постепенно впадая в дрему.

Вскоре меня растормошили и сонного вывели на мемфисскую пристань, посадили вместе с другими спасенными на повозку, накрыли одеялами и отвезли в госпиталь. Там я и провел несколько дней, сраженный бронхитом.

Мемфисские пристани

В первые сутки, когда у меня еще только начинался жар, я вяло размышлял о том, что пенициллин еще не изобрели, и если мой бронхит перейдет в воспаление легких – шансы выкарабкаться сильно уменьшатся. Впрочем, обошлось. Меня не слишком донимали лечением, но может быть, оно и к лучшему. Горячее питье и постельный режим. Я опасался пить те микстуры и порошки, что мне давали от кашля. Фармакология в девятнадцатом веке была безбашенная, лекарства порой были страшнее болезней, и принцип «одно лечим, другое калечим» процветал как никогда до и после. Я решил для себя: антибиотиков, сульфаниламидов, даже банального аспирина еще не изобрели, а все остальное, пожалуй, медициной двадцать первого века уже признано опасным или, наоборот, бездейственным. Так что ну все это нафиг, попробуем обойтись.

Я считался легким пациентом, и спустя три дня мне даже намекали, что пора бы подаваться из госпиталя, тем более, что я гражданский. Кашлять я могу и в других местах. Я делал вид, что намеков не понимаю. Идти мне было некуда, как работник я в таком состоянии ни на что не годился, а в госпитале была крыша над головой и бесплатное питание.