Увязнуть в паутине - [31]

1

Теодора Шацкого вечно изумляло число трупов, запиханных в Управлении Судебной Медицины на ул. Очки. Кроме Теляка, на остальных столах для вскрытия лежало еще три тела, четыре следующих ожидало под окном на больничных носилках. В воздухе висел запах бифштекса по-татарски,[53] приправленный легким душком фекалий и рвоты — результат исследования кишок и желудка. «Трупные хирурги», что собрались заняться Теляком, был относительно молоды, старшему около сорока, младший — на вид — словно только что закончил институт. Шацкий пристроился под стенкой. Вскрытия никогда его не увлекали, хотя он и знал, что хороший патологоанатом способен из трупа вычитать больше, чем вся Криминалистическая Лаборатория (которой так гордилась столичная полицейская комендатура), из обнаруженных на месте происшествия следов. В общем, он желал иметь вскрытие как можно быстрее за собой.

Старший врач, натягивая латексные перчатки, поглядел на него с ухмылкой.

— Так это пан прокурор поручил нам проверить, сам ли покойник вонзил себе вертел в глаз?

«У-у-у, — подумал Шацкий, — только не патологоанатом-остряк. Для самого начала дня этого было бы слишком».

— Мы должны это знать, — спокойно ответил он.

— Весьма остроумная теория, — злорадно ухмыльнулся врач и начал тщательный осмотр тела.

Помощник делал заметки.

— На конечностях и туловище не выявлено синяков, резаных, колотых или рваных ран, равно как и входных отверстий от пуль, — диктовал патологоанатом. Очень осторожно он приподнял запавшее веко, под которым когда-то находился глаз Теляка. — Отсутствует правый глаз, фрагменты стекловидного тела и роговицы видны на щеке, — он сунул палец в глазницу и извлек остатки чего-то серого. Шацкий прищурился, чтобы утратить резкость взгляда. — Кость черепа за правой глазницей раздроблена, втиснута вовнутрь, вероятнее всего, с помощью острого орудия, — он приподнял и внимательно осмотрел голову, разводя волосы. — Помимо указанного, на голове покойника никаких других повреждений не выявлено.

— Прямо в дрожь бросает относительно следующей рекомендации, — повернулся хирург к Шацкому и отработанным движением надрезал грудную клетку и живот Теляка в форме буквы Y, собрал кожу и закрепил ее на подбородке трупа, а в то же самое время его помощник «снял скальп» с черепа. — Звучать она может, скажем, так: «Обращаемся с просьбой установить, мог ли покойник, обнаруженный с отрезанной головой под трамвайным вагоном, в состоянии отрезать ее себе перочинным ножиком, после чего лечь на рельсах в ожидании подъезжающего рельсового транспортного средства.

— Люди разные вещи себе творят, — прокурору пришлось говорить громче, чтобы перекричать визг механической пилы, которой помощник кромсал череп. Как и обычно в такой момент, он хотел выйти, он терпеть не мог мокрого чмокания, которое сопровождало вскрытие головы. Когда отвратительный звук — ну один в один, как при попытке пробить кухонный слив — все же раздался, во рту он почувствовал горечь желчи.

Шацкий ожидал следующей порции шуток, но хирурги сосредоточились на своей работе. Младший что-то там подвязывал внутри тела; старший уверенными движениями инструмента, до боли похожего на хлебный нож, вырезал из Теляка внутренние органы и клал их на вспомогательном столике в ногах трупа, после чего подошел к вскрытому черепу.

— Ладно, с потрохами можно и подождать, там и так ничего нет. Поглядим, что с головой, — он пододвинул к голове трупа небольшой алюминиевый столик, осторожно извлек серо-красный мозг Теляка и уложил его на подносе. Загляну вовнутрь черепа и вдруг наморщил брови.

— Вот это должно было быть для него совершенно невыносимым, так что, возможно, он и вправду покончил с собой, — очень серьезно сказал он. Шацкий сделал пару шагов в его сторону.

— Что случилось? — спросил он.

Врач ладонью что-то выискивал в голове Теляка, явно пытаясь вытащить оттуда нечто сопротивлявшееся. У Шацкого перед глазами стали сцены из «Чужого». Патолог изогнул руку, как будто желал провернуть ключ в замке, и медленно извлек ладонь. В пальцах он держал развернутый презерватив.

— Думаю, у него была навязчивая идея. И что он не мог с нею жить. Бедняга…

Врач задумчиво опустил голову, его помощник трясся от сдерживаемого смеха. Шацкий закусил губу.

— Вы же наверняка понимаете, что в кодексе имеется статья, касающаяся надругательства над останками, — холодным тоном произнес он.

Патологоанатом выбросил презерватив в корзину и глянул на Шацкого так, как дети в классе глядят на нелюбимого первого ученика и любимчика учительницы.

— И как это у вас получается быть такими деревянными чинушами? — спросил он. — Специальные тренинги?

— Мы проходим психологические тесты во время учебы, — ответил на это Шацкий. — Можете продолжать, или мне позвонить в контору и попросить пару дней отпуска?

Врач на это ничего не ответил. Молча он осмотрел внутреннюю часть черепа и — крайне тщательно — мозг, затем порезал на кусочки внутренние органы. Шацкий распознал сердце, печень и почки. Он пытался подготовиться к наихудшему — к кишкам и желудку. Снова к горлу подкатило. Нужно было утром выпить не кофе, а чаю, подумал он. Наконец хирург заглянул в желудок; в воздухе почувствовался кисловатый запах.