Утро псового лая - [16]

Майор Эдвин Фаррис, пользовавшийся позывным "Бэд" и командовавший группой американских истребителей, дождался, когда стремительно сближавшийся с ним иранский "миг" окажется в перекрестье прицела на лобовом стекле его "Хорнита", и коснулся приборной панели. Из-под крыла истребителя вырвалась ракета AIM-9, устремившаяся в сторону "Фулкрэма". Но за штурвалом иранского самолета сидел опытный пилот, явно имеющий опыт воздушных схваток, к тому же, он управлял не старым отяжелевшим "Томкетом" а маневренным и быстрым русским "мигом", созданным для стремительных воздушных схваток. Иранец бросил свой истребитель в сторону, одновременно отстреливая ракеты-ловушки, и даже не делая пока попытки атаковать американский истребитель. "Миг" пронесся мимо самолета Фарриса в считанных десятках метров, и майор рванул штурвал, пытаясь сесть ему на хвост.

– Ублюдок, – Фаррис завершил разворот чуть быстрее, чем его безымянный противник, и теперь корма метавшегося из стороны в сторону "мига" маячила впереди. "Бэд" поймал вражеский самолет в прицел и выпустил еще один "Сайдвиндер", но иранец в последний момент сделал маневр, сорвав захват. Ракета ушла в сторону, привлеченная ложной целью. – Я тебя достану, черная обезьяна!

Фаррис был опытным пилотом, имевшим сотни часов налета на истребителе F/A-18C, и тысячи – на легких учебно-тренировочных машинах. Он в совершенстве овладел мастерством высшего пилотажа, совершил сотни посадок на палубу. Но это был первый настоящий бой, в котором пришлось участвовать майору, и потому он с удивлением заметил, что не испытывает ни капли волнения, точно это была не яростная схватка, а очередное упражнение. Он не опасался того, что может быть сбит, сосредоточившись на поединке, спокойно, точно превратился в компьютер, лишенный эмоций, просчитывая оптимальные маневры и немедленно выполняя их.

– "Бэд", это "Дог". У тебя на хвосте "Фулкрэм", – ведомый Фарриса заметил, что к самолету командира пристраивается иранец. – Сбрось его живее, пока он тебя не поджарил!

Эдвин толкнул штурвал, бросая свой "Хорнит" в крутое пике, и выпущенная иранцем практически в упор ракета "Арчер" прошла мимо, как и посланная ей в след пушечная очередь. "Миги", на которых летали иранцы, при всех своих несомненных достоинствах уже не были последним словом техники, к тому же оказались изрядно изношены. Но у противника имелось то, о чем Фаррис мог только мечтать – нашлемная система целеуказания и сверхманевренные ракеты "воздух-воздух" ближнего боя, и промах иранца можно было объяснить только чудом.

Майор Фаррис, чувствуя, как чудовищная перегрузка вдавила его в кресло, решил, что все же смог оторваться от преследовавшего его вражеского истребителя. Но у противника майора был отличный самолет, ничуть не уступавший "Хорниту", и иранец спокойно повторил маневр Фарриса, не выпуская его из поля зрения. Точно привязанный, он держался в нескольких сотнях метров позади американского самолета, и только благодаря мастерству майора Фарриса не смог уверенно прицелиться. Несколько коротких очередей, выпущенных вслед американцу из тридцатимиллиметровой пушки, прошли мимо, бессильно взрезав воздух.

– Проклятье, – майор рванул штурвал, пытаясь выйти из пике, когда уже был в считанных сотнях метров от поверхности моря, покрытой легкой рябью. – Стряхните его с моей задницы! – Теперь уже Фаррис прилагал все усилия, чтобы оторваться от вцепившегося в него мертвой хваткой врага.

Схватка продолжалась, и напряжение ее возрастало с каждой секундой. Иранец слишком увлекся преследованием выбранной им жертвы, и не заметил приближения еще одного "Хорнита", успевшего разделаться со "своим" противником, о котором уже напоминал только опускающийся к поверхности воды купол парашюта. Американские пилоты теперь оказались в большинстве, и смогли реализовать это превосходство. Пока все истребители иранцев были связаны боем, оказавшийся свободным пилот "Хорнита" поспешил на выручку командиру группы, оказавшемуся в опасном положении. Оказавшись точно позади набиравшего высоту "мига", он захватил его в прицел и выпустил сразу две ракеты с тепловым наведением, нацелившиеся точно на сопла турбин, иранского истребителя. Иранец даже не успел понять, что произошло, когда два последовавших с секундной паузой взрыва уничтожили двигатели его самолета.

Операторы, наблюдавшие за боем с борта летающего радара "Хокай", описывавшего круги в полусотне километров от места схватки, могли отчетливо видеть на экранах все маневры сошедшихся в бою истребителей. Отметки, обозначавшие свои и чужие самолеты, метались на первый взгляд беспорядочно, но в каждом их движении была своя, воистину убийственная, логика. Наблюдатели увидели, как был сбит "миг", преследовавший Фарриса, а следом за ним еще один иранский истребитель камнем упал вниз, исчезнув в водах залива. Но и американцы несли потери – почти одновременно с "мигом" получил попадание и один из "Хорнитов", пилоту которого, к счастью, все же удалось покинуть подбитую машину.

Сейчас "Хокай" со всей его мощной электронной начинкой был практически бесполезен, поскольку не имело смысла управлять сошедшимися в ближнем бою самолетами, когда реакция того, кто сидит за штурвалом, его глазомер и внимательность стоят гораздо больше, чем любые радары, сколь бы совершенными они ни были. Американские пилоты сражались сейчас точно так же, как их деды шестьдесят лет назад в небе над Окинавой или Ла-Маншем, надеясь только на себя и забыв обо всей электронике, превыше которой сейчас были обычные пушки, способные вскрыть любой самолет, точно нож – консервную банку.