Утро, полдень и вечер - [15]

— Он имеет в виду Рамона, — зашептали в толпе.

— За него или против него? En favor, que no? Que si? Если «за», то почему бы и не быть? Конечно, буду.

Пабло кивнул, но идти не торопился. Сначала он выплюнул табачную жвачку, очистил указательным пальцем десны и язык, вытер палец о штаны, потом сплюнул еще раз и сказал:

— Хорошо.

Прихрамывая, он вошел в здание суда. Дверь снова закрылась.

В девять двадцать пять наблюдатели, стоявшие у окна, сообщили, что в зале происходит что-то странное. Непонятно, зачем они вызвали Паблито. Он не выступает свидетелем. Он стоит в стороне, а судья Эверслив говорит что-то Рамону. Рамон отвечает, размахивая руками. Эверслив хмурится и качает головой, потом обращается к шерифу Маккелвею. Рамон все еще что-то горячо доказывает, а старший помощник шерифа Бэрнс Боллинг тянет его за руку.

В девять двадцать шесть к Рамону подошел шериф Маккелвей. Он взял Рамона за другую руку и подтолкнул при помощи Бэрнса Боллинга… Но Рамон упирался, все еще пытаясь что-то доказать судье…

О том, что происходит в зале, стоявшие у окна рассказывали с тревогой. Но вот широкие спины полицейских сомкнулись, и наблюдателям пришлось изыскивать другие возможности, чтобы увидеть, что делается в суде.

В девять двадцать семь они сообщили, что Рамон кричит на судью и показывает не то на окно, не то на дверь, но Бэрнс Боллинг опять хватает его за руку, сильно дергает и вместе с шерифом Маккелвеем толкает по направлению к задним дверям.

Нативидад, четырнадцатилетняя дочь Просперо Лары, громко крикнула:

— Они уводят его!.. Рамон хочет вырваться, но они держат его за руки!

Одновременно одна и та же мысль мелькнула в мозгу у многих. Люди наперебой закричали:

— Они тащат его в переулок! En el callejon!

— Там его будут бить!

— Они хотят потихоньку увезти его!

— Van a matarlo, они собираются его убить!

В девять часов двадцать восемь минут значительная часть толпы пришла в движение.

Кратчайшим путем к переулку можно было добраться со стороны Десятой улицы. Многие направились туда: кто побежал, кто пошел торопливым шагом. Несколько человек избрали дальний путь — через Девятую улицу, где расположена окружная тюрьма. Половина толпы, растерянная и испуганная, осталась на площади.

2. Переулок

Когда шериф Гилли Маккелвей и его старший помощник Бэрнс Боллинг, державшие Рамона Арсе за руки, подошли к задним дверям, они остановились, чтобы проверить, наготове ли у них револьверы, и подождать отставших товарищей — Клайда Фоунера и Паттерсона Спусковой Крючок. В это время подоспел народ с площади, выстроившись полукругом, люди стали кричать:

— Desgraciados![19]

— Зачем вы его уводите?

— Не смейте его бить!

— Почему не отпускаете?

— Он ничего плохого не сделал!

— Мерзавцы! Вам не удастся упечь их в тюрьму, слышите?

Помощник шерифа Фоунер вынул револьвер из кобуры, но шериф покрутил головой, и тот спрятал оружие обратно.

— Ладно, пошли, — сказал шериф.

Сторож Хесус Ландавасо открыл дверь и держал ее, пока Гилли Маккелвей и Бэрнс Боллинг, все еще не отпуская Рамона, выходили в переулок. За ними, отстав шага на три, следовали Клайд Фоунер и Паттерсон Спусковой Крючок. Процессия эта стала проталкиваться через толпу, направляясь к окружной тюрьме.

Тем временем крики усилились. Но полицейские словно не замечали людей, лишь время от времени повторяя: «Поторопитесь!», «Не подходите!», «Дайте дорогу!» и тому подобное.

Кучка вооруженных полицейских вместе со своим пленником напоминала магнит, который, двигаясь, тянет за собой металлические опилки. Шествие прошло футов пятьдесят по переулку, как вдруг словно гром грянул среди разверзшихся небес. Это разорвалась бомба со слезоточивым газом, заполнив узкий переулок ядовитым туманом. Уже никто не понимал, пистолеты ли стреляют или взрываются газовые бомбы. Люди бросились врассыпную, толкаясь, падая и топча друг друга. Женщины кричали, дети плакали, мужчины ругались, с яростью опрокидывая все, что стояло у них на пути. Слышались беспорядочные выстрелы.

При первых же взрывах начальник полиции Ларсен, а за ним и Сешенс вышли из здания суда через парадную дверь. Окинув быстрым взглядом людей, остававшихся на площади, Ларсен вынул револьвер и побежал к угловому дому.

В девять часов тридцать минут Маркос де Ривас, увлекаемый мчащейся толпой, вышел, шатаясь, из переулка. Из груди его ручьем лилась кровь. То место, откуда она текла, словно горело в огне. Не в силах остановиться, он наткнулся на автомобиль, стоявший у поворота на Десятую улицу, как раз в тот момент, когда водитель начал заводить мотор. Словно издалека Маркосу послышался знакомый голос, кричавший по-испански:

— Маркос! Что случилось?

Маркос постарался отчетливо ответить:

— Они стреляли в меня огненными стрелами…

Но слова, к его удивлению, застряли в горле, откуда послышалось лишь натужное бульканье. Закашлявшись, Маркос обдал кровью зятя, который пытался втащить его в машину.

— Я отвезу тебя в больницу, — все так же смутно донесся до него голос зятя.

Долорес Гарсиа с трудом выбиралась из переулка, когда рослый мужчина, спасавшийся от пуль, сбил ее с ног. Падая, она сильно ударилась и уже совсем не могла различить, куда ей идти: у нее на обоих глазах была катаракта, да к тому же мешали слезы, вызванные газом. Надрывно кашляя, она поползла на четвереньках в ту сторону, откуда доносился шум автомобиля. Добравшись до стены, она подняла голову и крикнула: