Утро красит нежным светом… Воспоминания о Москве 1920–1930-х годов - [68]

Жили Азаровы в Лефортовском дворце на Коровьем Броде, Главный корпус и до революции, и в то время, и ныне занимал Военно-исторический архив. Квартира Азаровых находилась во втором этаже заднего корпуса.

Тщательно помытый и наряженный в лучший костюм, я робко вступил в дворцовые покои, где обитал Володя. Ни до того, ни по сей день столь огромной квартиры я не видел. В ней было не менее 150 квадратных метров. Рядом с гигантской столовой, освещенной арочными окнами в толстых нишах, находилась Володина комната – его царство. Здесь стояли кроватка, письменный стол, шкафы и полки, заполненные игрушками и книгами. По стенам висели географические карты; этажерку, забитую всевозможными учебными пособиями, венчал красавец глобус. Ничего похожего ни у меня, ни у знакомых ровесников не было. Я чувствовал себя пастушонком, которого удостоил приема знатный принц.

Однажды, в отсутствие отца, Володя показал мне его кабинет. Величию места способствовало и то обстоятельство, что сюда надо было всходить, а не просто входить – к кабинету вели ступеньки из паркета. Из высоких, застекленных шкафов на нас важно поглядывали, поблескивая золотым тиснением, корешки мудрых и непонятных книг. Массивный письменный стол, мягкая кожаная мебель, ковер, портьеры – такой кабинет мог принадлежать и самому наркому.

Скромнее выглядела комната матери. Ее заполняла широчайшая тахта, накрытая красным персидским ковром, вползающим и на стену. Над тахтой висела старинная лубочная гравюра с изображением многоглавого дракона, поглощающего грешников. Мадам Азарова, смуглая и черноволосая, как цыганка, являла собой тип – как я теперь представляю – салонной красавицы начала века. Она постоянно сидела на тахте, скинув туфли и поджав под себя ноги, и читала иностранные романы или разговаривала по телефону.

Кроме родителей в квартире жила бабушка – противная, оплывшая старуха, неслышно бродившая взад-вперед в своих неизменных мягких туфлях. Еду готовила кухарка. Теперь вспоминаю: ни супружеской спальни, ни комнаты бабушки, ни даже кухни я никогда не видел. Какой же величины должна была быть вся квартира, которую населяли всего четыре человека, с кухаркой – пять! Но кухарки в те времена помещались обычно в комнатке при кухне.

Многие воскресенья, с утра до вечера, я проводил у Володи. Вряд ли это способствовало моему физическому развитию – на улицу Володю, а тем самым и меня не выпускали, в квартире же было натоплено и душно. Комнаты не проветривались – не дай Бог сквозняк усугубит Володины хвори!

Обедали за торцом исполинского, персон на сорок, стола. Тут я впервые увидел Володиного отца – важного, полного, лысеющего мужчину.

За столом царила мертвенная тишина. Кушанья неслышно раскладывала по блюдам бабушка. Еда была изысканная, отменно вкусная, для меня непривычная. Однажды на второе подали жаркое со сливами. Такое сочетание меня удивило, я не удержался и изумленно нарёк:

– Разве едят мясо с ягодами?

Никто мне не ответил. Даже болтливый Володя не разжимал за столом уст. Думая, что меня не расслышали или не поняли, я повторил вопрос.

Отец Володи, грудь которого, сверкала белоснежной накрахмаленной салфеткой, аккуратно дожевав кусок, наконец произнес:

– Как видите, молодой человек, едят. А вам не вкусно?

– Нет, вкусно, но как-то странно – несладкое со сладким

вместе.

Долгая пауза. Затем я услышал вежливо-снисходительное:

– Видите ли, молодой человек, я, к сожалению, не специалист в области кулинарии и не могу удовлетворить вашу любознательность в этом вопросе.

Тут я понял, что у Азаровых во время обеда разговаривать не принято и мною проявлена невоспитанность. Однако промах мой остался без последствий: от дома я отлучен не был.

Играть и беседовать с Володей было интересно: он знал тьму увлекательных и неизвестных мне вещей. Больше всего его занимали география, путешествия, астрономия. Он показал мне на карте мира маршрут Магеллана, объяснил, что означают меридианы и параллели, широта и долгота, движение светил, принципы действия компаса и буссоли, особенности частей света; попутно развеял мое искреннее заблуждение в том, что если на Северном полюсе холодно, то на Южном – очень жарко, растолковал, почему ночь сменяет день, а зима – лето. На книжных полках его господствовали Жюль Верн и Майн Рид, Фенимор Купер и Луи Буссенар, журналы «Вокруг света» и «Мир приключений» – Володя охотно давал мне на дом свои богатства. Благодаря ему я уже в десятилетнем возрасте прочитал столь сложную книгу, как «Дерсу Узала» Арсеньева.

Володя с мягкой улыбкой удивлялся моему поразительному невежеству, но вместе с тем ценил мое общество; единственный ребенок, он был одинок, не знал товарищей-ровесников, родители же им занимались мало. Кроме того, моя отсталость приятно питала Володино тщеславие, и он усвоил по отношению ко мне тон вежливого, но уверенного превосходства.

Играли мы в разного рода настольные игры; тут я перманентно проигрывал, а редкие выигрыши мои Володя воспринимал как досадные случайности. Любимой же игрой нашей стала битва двух крепостей. Богатая история войн, документами которой был заполнен Лефортовский дворец, не ведала столь нелепого вида сражений. На гигантском обеденном столе каждый из нас строил из коробок и кубиков мощную крепость, обе крепости разделяла нейтральная полоса. За крепостными укрытиями расставлялась живая сила – оловянные солдатики. Каждый из нас поочередно метал во вражеский стан свинцовые шарики, служившие артиллерийскими снарядами. Задача состояла в том, чтобы уложить навзничь, то есть убить, неприятельских солдатиков. Одновременно разбивались форты и бастионы – восстанавливать их в ходе сражения возбранялось. И тут, как и в других играх, Володя, как правило, одерживал верх. Правда, дело обходилось не без хитрости. При всей своей наивности я вскоре заметил, что он намеренно медлит со строительством своей крепости, выжидая, когда я построю свою оборону; свои форты и бастионы Володя устанавливал против моих наиболее слабых и уязвимых мест. После гибели всех моих воинов и разрушения стен Володя гордо расставлял на руинах поверженной крепости своих солдатиков и водружал над ней свой флаг.