Утренняя смена - [5]

Чжоу с сожалением посмотрел на Халанского:

— Если бы так жили китайские рабочие...

Всей компанией поднялись они на крыльцо. Груз распахнул дверь, и поток грязной воды устремился пришедшим под ноги. В коридоре юноши в трусиках старательно терли пол швабрами. Зина участливо посмотрела на мокрые ботинки Чжоу.

— Сегодня их очередь мыть полы, — сконфуженно объяснила она. У нас здесь самообслуживание, коммуна.

В коридоре их встретил оглушительный рев:

— Проезд закрыт! Топайте обратно!

Ребята ни за что не пустили бы посторонних, пока не окончили бы мытья.

Зина посмотрела на них с таинственным видом и приложила палец к губам:

— Тс...

— В чем дело? — спросил один из юношей, опасаясь какого-нибудь подвоха, и, откинув назад русые пряди волос, величественно оперся о швабру.

— Вася, по секрету! — подозвала его Зина. — Иностранец на завод приехал, понимаешь? Пришел общежитие посмотреть, а вы орете.

— Ах, иностранец? — без всякого стеснения громко повторил Вася и, положив на плечо швабру, торжественно обратился к товарищам:

— Как, пропустим?

Иностранца решили пропустить.

— Ладно, проходите.

Зина ввела Чжоу в тесную светлую комнату. Везде висели и лежали беленькие занавесочки и накидочки — на окнах, на столе, на вешалке. Стены были украшены портретами и открытками. На подоконнике стояли цветы. Из трех помещавшихся в комнате кроватей одна пустовала, на другой кто-то спал, укрывшись до носа голубым тканьевым одеялом, на третьей кровати сидела девушка в полосатом платье и писала, склонившись над крохотной тумбочкой.

— А мы за тобой! — воскликнула Зина.

— Тише, — остановил ее Груз, кивая в сторону кровати, на которой кто-то спал.

Девушка в полосатом платье отодвинула тумбочку и встала. Ее простое русское лицо было усыпано веснушками. Она была заметно смущена появлением Груза и, здороваясь с ним, внезапно покраснела и резко отдернула руку.

— Ничего, — сказала она, — не стесняйтесь, Клава спит крепко. Она в ночной смене работала. Можно хоть из пушек палить.

— Тамара Суровцева, — назвала ее Зина. — Моя подруга.

— Мы за вами, — вежливо обратился к ней Чжоу. — Надеюсь, вы не откажетесь нам сопутствовать?

— Попробовала бы она отказаться! — Зина засмеялась и поторопила подругу: — Поскорее только, внизу дожидаются ребята.

Тамара отошла к зеркалу поправить волосы.

Чжоу с любопытством рассматривал комнату.

— Вам нравится здесь? — спросила его Зина. — У ребят куда хуже, чем у девушек. И грязно, и неуютно. А тут и занавески тюлевые, и коврики у кроватей, и цветы...

— Цветы, положим, бумажные, — пренебрежительно заметил Груз. — Пыль.

— Ничего не пыль, — обиженно возразила Зина и поправила стоявший на окне букет. — Очень даже красиво. Забыли, как мы жили в бараках?

Груз пожал плечами.

— Живых цветов завести не можете?

— А вы не знаете, — запальчиво возразила Зина, — что наше садоводство цветы продает только учреждениям или для похорон?

Чжоу пришел Зине на помощь.

— В Китае любят бумажные цветы, — сказал он. — Их там очень искусно делают.

Груз вежливо промолчал.

К ним подошла напудренная Тамара с розовым шарфиком на плечах.

Чжоу посторонился, уступая ей дорогу.

— Что это за эмблема? — спросил он, указывая на значок, приколотый к платью Тамары.

— Как, вы не знаете? — удивилась Зина. — Тамара — парашютистка.

Чжоу еще раз внимательно посмотрел на значок.

— Вы смелая девушка, — почтительно сказал он.

— Нет, — не согласилась с ним Зина. — Она не очень смелая. Правда, Тамара?

Тамара виновато улыбнулась и напомнила:

— Нас ждут.

Халанский остановился было у входа в городской сад, но Зина воспротивилась его намерению.

Почти вся молодежь, жившая в поселке, собиралась сюда, хотя это просто-напросто была часть опушки, вплотную примыкавшая к крайним улицам и огороженная колючей проволокой. В саду было тесно. По углам стояли киоски, в которых торговали мороженым, лимонадом и пряниками. Посреди сада возвышалась зеленая раковина для оркестра. Густая толпа гуляющих непрерывно двигалась по кругу.

— Лучше в лес, — предложила Зина.

— Правильно, — поддержал ее Груз, не любивший показываться с Тамарой на людях.

Широкая просека, прорубленная в старом смешанном лесу, уходила в туманную даль. Посреди просеки тянулся узкоколейный железнодорожный путь, высились разбросанные по сторонам поленницы дров. День был на исходе, несмело мерцали ранние вечерние звезды, пахло сыростью, в низинках клубился туман.

Вышли к узкоколейке.

Зина указала на просеку:

— Все-таки это будет самая красивая улица.

Чжоу не понял:

— Какая?

— Поселок расширяется, здесь будет проложена новая улица, — пояснил Халанский. — Это не так уж интересно. Я вот хотел спросить вас о Китае. Если учесть современные империалистические противоречия, предвидится ли передел концессий...

— Поговорим лучше о вашей родине, — мягко перебил его Чжоу, уклоняясь от расспросов Халанского. — Расскажите лучше о себе.

— Легко расспрашивать! — усмехнулся Халанский. — Знаете, что такое русские морозы? Я сперва здесь плотником на опалубке работал...

— А вы? — спросил Чжоу Зину.

— А она была чернорабочей, — ответил вместо нее Халанский.