Утренний ветер - [51]

Оба замолчали. Рудо не знал, признаться ли ему, что он не спит. Потом решил молчать: разговаривать ему не хотелось. Он все еще чувствовал тупую боль в голове, хотя самочувствие его стало значительно лучше. Сознание того, что его хвалят, придавало ему силы. Он лежал и думал, почему у них на стройке нет никаких кружков, да и над рационализаторскими предложениями никто не ломает себе голову.

В палате раздался храп. Рудо зажег лампочку на ночном столике и, когда посмотрел на лица своих соседей, улыбнулся. Тот, что был моложе, показался ему похожим на Штефана не только своим разговором, но чем-то и обликом. Если бы спросить таких людей, для чего они живут, они бы ответили, даже не задумываясь. И Стано ответил бы, только, конечно, не так, как они.

— А я? — спросил он себя шепотом. — Что я? Если бы объявили запись на космические полеты, я бы пошел. Чего мне терять? — Но тут он запнулся: а как же Мариенка? Почему она к нему пришла?

Что будет, когда он поправится? Ну, конечно, явится к Бакошу и скажет, что может приступить к работе. И впервые при мысли о стройке Рудо почувствовал в сердце какую-то неясную радость. Потом ему вспомнилась Индра, но так, как обычно вспоминают о цветах, которые уже опали, эти воспоминания уже его не волновали.

«Надо с ней кончить ради Мариенки», — решил он вдруг, взял с ночного столика карманный календарь и огрызком карандаша медленно стал выводить слово за словом:

«Уважаемая Индра! Вас приветствует и пишет Вам хороший друг Рудо. Будучи тяжело больным, он попросил меня написать Вам. Сегодня в восемь часов утра он умер от увечья. Сообщаю Вам это печальное известие. С приветом. Ваш…»

Рудо прочитал текст. Зачеркнул «уважаемая» и написал «товарищ». К имени «Рудо» добавил «Главач», чтобы не получилось никакого недоразумения. А кто же подпишет письмо? Пожалуй, Тоно? Нет, лучше будет, если поставить какое-нибудь незнакомое имя. Пусть Тоно придумает. Надо будет попросить его переписать текст на листке с черной рамкой.

Рудо вздохнул и положил календарик на тумбочку. Так будет лучше. Они расстанутся безболезненно. Индра будет недолго вспоминать его и вскоре выйдет замуж. Только бы завтра Тоно пришел!

9

Было раннее утро. Священник нашел Валко стоящим на стремянке с кистью в руке. Он как раз заканчивал покраску задней стены своего дома. Пот катился с Валко градом. Розовой краской было испачкано все: руки, поношенные штаны, волосы.

— Бог в помощь, пан Валко, — приветствовал его священник.

От удивления у Валко чуть не выпала кисть из рук.

— Навеки аминь и честь труду, — вырвалось у него, но когда он сообразил, что сказал, сердито почесал за ухом. Потом слез с лестницы и пробормотал как бы извиняясь:

— Голова кругом идет от всех этих новых приветствий…

У священника было узкое бледное лицо, черные как смоль волосы, гладко зачесанные назад, высокая красивая фигура. Внешностью он не походил ни на своего брата Стано, ни на тех упитанных священников, которых видел Валко. В нем было нечто среднее между святым подвижником-аскетом и франтом.

— Я надеялся, что застану вас дома, — сказал он, — но уж никак не думал, что помешаю вам в работе. Ведь еще так рано. Я понимаю: трудно сейчас. Чтобы прокормить семью, каждый должен работать за троих. Время такое.

Валко робко пожал мягкую руку священника и пригласил его в дом.

— Пожалуйста, ваше преподобие. Извините, что жены нет дома. Она работает в кооперативе.

От смущения Валко не знал, что делать. Он схватил салфеточку с радио и вытер ею стул для священника.

— Спасибо, спасибо, пан Валко. Смутил я вас, да? — засмеялся он. — Мы, молодые священники, — просты, нас интересует, как живут наши прихожане.

— Премного благодарен. Это для меня большая честь. Разрешите, я кое-что принесу.

Валко вышел из комнаты и через минуту вернулся с бутылкой смородинового вина и двумя бокалами.

— Не утруждайте себя, пан Валко. Расскажите-ка мне лучше, как у вас идет работа на стройке? Хорошо?.. Рад слышать. Верующий человек и сегодня должен быть примером. Дом-то вы уже построили. Хорошо, хорошо. Пан Валко, — понизил он голос, — на исповеди вы мне доверили тайну, что пользовались материалом со стройки. Вы замолили этот грех, как я вам советовал?

Валко кивнул, и румянец залил его щеки и заросший подбородок.

— В таком случае все в порядке. Скажите мне еще, вам приходилось работать в воскресенье?

— Три раза, — ответил Валко виновато. — Мы соревнуемся, поэтому…

Священник отпил вина, похвалил продукцию Валко и на минуту задумался.

— Я не сержусь на вас за это, — проговорил он, — кесарево кесарю, а божие богу! Ведь в костеле вы были?

— Был. Сбежал с работы, ваше преподобие.

— Будьте более последовательны в службе божьей, чтобы я мог отпустить вам грехи.

Они выпили. Валко принес еще сало и хлеб и предложил священнику. Солнце уже поднялось над хлевом, и лучи его отражались в стекле открытого окна. В густо-зеленой листве молодой сливы сверкали капли росы, как бриллианты, вкрапленные в изумруд.

— Хорошо у вас здесь, — сказал священник и, посмотрев на часы, тихо добавил: — В трудное время мы живем, пан Валко. Знаете, недавно у вас на стройке кто-то испортил кран, теперь все друг друга подозревают. У меня есть хороший знакомый, так даже о нем кое-кто думает, что он по ночам ходит на стройку портить машины. У меня к вам просьба, правда, если это понадобится, скажите, что в ту ночь он был у вас. Вы его знаете.