Утренний ветер - [49]
— Да, тут прошел какой-то паршивец, — проворчал себе под нос сторож и тихо приблизился к забору, бегая лучом фонарика по сторонам.
8
— Да, это все, товарищ поручик, — тихо сказал Рудо и протянул руку к стакану воды.
Он лежал в палате номер четырнадцать, где стояли еще три пустые койки. На улице было пасмурно. По оконным стеклам струились капли дождя. А в палате пахло йодом. У Рудо были забинтованы голова и все лицо, только правый глаз выглядывал из-под повязки. На стуле у кровати сидел поручик госбезопасности Мыдлиак с записной книжкой в руке.
— Жаль, что вы не узнали того парня, — сказал он.
Рудо расслабил повязку на губах:
— Еще помню одну вещь. Я оторвал у него пуговицу на рукаве. На левом…
— Не знаете, где она?
— Была в руке, а потом не помню.
У поручика засветились глаза. Он сразу как-то нервно встал со стула и пожал Рудо руку:
— Спасибо вам, товарищ Главач, поскорее поправляйтесь.
Место поручика у постели занял врач. Рудо посмотрел на него и невольно вспомнил все, что случилось. Да, он ощутил сильный удар, из глаз посыпались искры… Когда очнулся, то увидел склонившееся над ним лицо доктора. Врач был совсем молодой, приветливый и говорил по-чешски. Рудо благодарен ему на всю жизнь, об этом он хотел сказать врачу, как только почувствовал себя немного лучше, но вместо благодарности с трудом прошептал:
— Прага мне понравилась. Я был там.
Врач понял ход его мысли и молча дружески положил руку ему на плечо.
— Как себя чувствуете? — спросил он сейчас. — Голова болит уже меньше?
— Меньше, но скажите мне правду, я лишусь глаза?
— Не говорите глупостей, — строго покачал головой врач, — на щеке, правда, кое-что останется. Три шва и ничего больше.
Он перевязал Рудо голову, потом долго выслушивал сердце и, наконец, с улыбкой сказал:
— Будете снова парень что надо. Не волнуйтесь.
Вошла сестра. Врач сделал ей рукой знак: она ему уже не нужна. Потом он снова обратился к Рудо:
— Вчера к вам приходили двое. Отец с сыном. Сейчас вспомню их имя…
— Бакоши, — почти вырвалось у Рудо, и врач кивнул:
— Да. Они работают с вами. Придут послезавтра. Вчера мы за вас еще боялись. Принесли вам сигареты, но я их пока оставил у себя.
Он оперся рукой о стену и с таинственной улыбкой добавил:
— Не знаю, какое у вас сейчас настроение, но к вам настойчиво рвется одна красивая молодая особа.
Рудо бросило в жар. Может быть, это Мариенка? Едва ли. Скорее Вильма, ведь дело идет о ее кране. Он оперся локтями о подушку и сказал:
— Я бы охотно ее увидел.
— Хорошо, но не долго.
Врач вышел. Дверь снова отворилась, и в палату вошла… Мариенка в цветастом платье с нейлоновой сумкой в руке. В глазах у Рудо потемнело, а в голове, сменяя друг друга, запрыгали мысли. У него не хватило сил сосредоточиться и понять, что это действительно Мариенка, хотя сердцем он чувствовал, что она должна прийти.
Мариенка робко села на стул, потом снова встала, пододвинула стул к койке и с участием сказала:
— Я пришла на вас посмотреть, Рудо. Вам уже лучше?
Он не ответил, только кивнул головой. А когда она передала ему привет от Вильмы, которая якобы заболела гриппом, он сердито спросил:
— А почему именно вы пришли? Или вас Штефан послал?
Мариенка вспыхнула.
— Ему я не сказала, что пойду сюда, — ответила она и тут же быстро добавила: — Я принесла вам брусничный компот и записку от Тоно.
Она достала из сумки банку и поставила ее на ночной столик. Там же положила небольшой конверт.
— Еще принесла вам сигареты, но доктор не разрешает.
Рудо повернулся на бок. Он был так сильно взволнован, что теперь Мариенка виделась ему в какой-то туманной дымке.
— Почему вы пришли, Мариенка? — прошептал он. — Ведь вы же знаете, какой я плохой.
— Вы обещали мне прийти в воскресенье, — услышал он откуда-то издалека Мариенкин голос, — а я только вчера узнала, что вы здесь. Все на стройке гордятся вами, — добавила она через минуту, растерянно комкая в руках нейлоновую сумочку.
Рудо показалось, что голос ее приблизился. И мысли его вдруг просветлели, как звезды перед хорошей погодой. Он уже отчетливо понимал, что Мариенка сидит около него, около его больничной койки.
— Я думал, что вы придете, — сказал он откровенно. — Вообще, я не заслуживаю этого… Какой же тут героизм, когда меня чуть не убили!..
— Не говорите об этом. Вам очень больно?
— Уже не так, — приподнялся он. — Послушайте, Мариенка, не знаю почему, но именно вам я хотел бы рассказать об одном печальном факте в моей жизни. Штефан знает об этом и, наверное, вам кое-что говорил… Ведь я был в исправительном доме.
— Нет, я ничего не знаю.
— Так вот, целый год я находился в исправительном доме. Судили меня…
Рудо долго раздумывал, с чего начать, может быть, рассказать ей о своем безрадостном детстве, но, ничего не решив, он вздохнул и продолжал:
— В этом виноваты книжки, а еще больше приятели. Знаете, Мариенка, мне всегда хотелось совершить что-нибудь особенное. Я завидовал тем, кто сражался с фашистами в горах во время восстания. Я читал о ковбоях, о прериях, мечтал стрелять, а стрелять у нас сейчас нельзя. И вот мы, трое подростков, дали друг другу клятву, что убежим в Америку. Но на границе нас схватили…
Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.