Утренний свет - [2]
Клавдия шагала по тропинке, проложенной вдоль домов с палисадниками. Навстречу, со степи, летел упругий, порывистый ветерок. На улице никого не было. Клавдия замедлила шаги, крепко, обеими ладонями, вытерла сухие глаза (так в минуты волнения делала мать, Клавдия бессознательно ей подражала) и, вспомнив о своем сменщике, невесело усмехнулась. Яков любопытен, как последняя девчонка. Но что, собственно, может она сказать о Качкове? Она знает Качкова ничуть не больше, чем Яков…
Клавдия приостановилась возле чьего-то палисадника, осторожно забрала в ладонь глянцевую безжизненную веточку сирени, нагнулась, хотела понюхать — и вдруг тихонько засмеялась. Неправда, неправда! Она так много знала о Павле Качкове, но… только для себя знала. Никто на свете — и сам Павел — не подозревал, сколько она успела о нем всего передумать, сколько перечувствовала и, главное, навоображала!
Она зашагала медленнее, перебирая в памяти встречи с Павлом. Было это совсем не трудно, — такими мимолетными случались и встречи и разговоры. Куда чаще, богаче, ярче «встречалась» она с Павлом в своем потаенном воображении!
Качков появился на станции Прогонная недавно, уже после Нового года. Суховатый, подтянутый, в своем кожаном пальто и пушистой ушанке, он сначала представился Клавдии каким-то проезжим дорожным инспектором. Она постоянно видела через широкое окно аппаратной, как этот «инспектор» проходил по перрону, и провожала его «кожаную» фигуру рассеянным взглядом.
Так было вплоть до того собрания поселковой молодежи, на которое ее позвали. Она недолюбливала собраний и всегда томилась где-то на последних скамьях, как самая заправская «молчальница», — при одной мысли, что она может появиться на трибуне, ее бросало в дрожь.
Но на этот раз, войдя в темноватый зал деповского клуба, она сразу увидела нездешнего парня в полувоенном костюме с белейшим подворотничком. Широкоплечий и светловолосый, — одна прядка у него упрямо торчала на макушке, — он стоял спиною к ней, но обернулся на стук двери и внимательно, из-под тяжелых век, глянул на Клавдию. Именно в это мгновение она ощутила нечто вроде острого толчка в сердце и оттого смешалась и побагровела до слез. Ей пришлось даже спрятаться за широкой спиной молодой стрелочницы. Оттуда, из своего убежища, она принялась разглядывать Качкова. Без громоздкого пальто и ушанки он оказался молодым, не старше Якова, стройным, сероглазым парнем. По-военному подтянутый, с медлительной и как бы неохотной улыбкой, он решительно не был похож ни на одного поселкового или деповского парня.
Собрание началось ровно в назначенный час, Павел рассказал молодежи о годовщине Красной Армии, не произнеся ни одной из тех примелькавшихся «ораторских» фраз, которые проходят мимо ушей. Клавдия впервые не только «отсиживала» собрание, а слушала и глядела прямо в белозубый рот Павла. Своим глуховатым голосом он рассказал о Ворошилове, о Фрунзе, о Чапаеве и Буденном, о страшных боях на Волге, в Сибири, в Крыму, о величии и бессмертии славы нашей армии.
После собрания молодежь, особенно парни, плотно окружили нового секретаря, и он, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, оживленно говорил, объяснял, поглядывая на парней внимательными, весело поблескивающими глазами. Клавдия, не узнавая себя, упорно толклась тут же.
— Во, язык у личности подвешен, — попробовал подшутить Яков.
— Помалкивай, галантерея! — сурово оборвал его парень, крепко сжимавший папиросу в темных от деповской копоти пальцах.
«За мать, что ли, дразнят?» — подумала тогда Клавдия, мельком оглянув крупную фигуру Якова: мать у него торговала в галантерейном ларьке на вокзале.
Вот с того все и началось у Клавдии. Она следила и боялась пропустить момент, когда Павел появится на вокзале; стала узнавать его быстрые, отчетливые шаги по каменному полу зала ожидания, и все в ней замирало и останавливалось, если Павел приближался к окошечку телеграфа.
Скоро Клавдия вызнала, что Качков квартирует на тихой улочке, совсем неподалеку от дома Суховых. Вот тогда-то она и начала мысленно «встречаться» с Павлом. Вдвоем они бродили по Вокзальной площади или в путанице снежных улиц, а то шагали по железнодорожной насыпи, вплоть до самого синего леса.
Но она знала: если Качков и в самом деле подойдет и о чем-нибудь спросит, она потеряется до немоты, до беспамятства. При нем она смущалась, краснела, мучительно стыдилась и своего «монашьего» пальто, и старенькой, сохранившейся еще от школьных лет, котиковой шапочки, и даже едва приметной хромоты своей стыдилась.
Павел был только немного старше Клавдии, но она почему-то робела перед ним и никак не могла хотя бы мысленно поставить его в один ряд с другими станционными парнями.
В конце концов она смутно поняла, что Павел, ничего для того не делая и, казалось, только стесняя ее и как бы дразня, властно вошел в ее жизнь.
Однажды он догнал Клавдию на Вокзальной улице и прошел с нею целый квартал. Он о чем-то говорил, спрашивал, а она отвечала путано, несуразно, и ненавидела себя, и боялась, что вот сейчас умрет со стыда.
И все-таки тот морозный день, когда улица из конца в конец светилась от солнца и снег протяжно скрипел под валенками, — тот день стократно повторялся потом в ее воображении, значительный, необыкновенный до замирания сердца.
«Большая земля» — самостоятельная часть романа «Пролегли в степи дороги».Действие романа «Большая земля» охватывает сорок лет жизни степной деревни — от русско-японской войны до весны 1943 года. В нем живут и действуют представители нескольких поколений крестьян, в частности семья Логуновых, где «золотым корнем» рода является Авдотья, народная поэтесса, о которой М. Горький сказал: «Надо, чтобы вопленица Авдотья Нужда спела отходную старому миру».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».