Утренний бриз - [3]

— Ринтынэ! — позвала Нина Георгиевна жену Ульвургына.

Из темноты донесся неразборчивый ответ. Нина Георгиевна сказала Наташе:

— Хозяева в пологе, — и снова позвала. — Ринтынэ!

Послышался шорох, и внезапно в темноте появился свет, ударил в глаза женщинам. И хотя он был слабый, они зажмурились, настолько он им показался ослепительным. Приподняв рукой низ полога, вышла маленькая женщина и, взглянув на ночных гостей, удивленно воскликнула:

— Ка кумэ! Ниня докорт!

Жена Ульвургына не могла правильно произнести имя Нины Георгиевны и слово «доктор» и называла ее по-своему.

— Я, я, Ринтынэ, — Нина Георгиевна повела Наташу к пологу. — Помогай мне!

Увидев, что Наташа хромает и с трудом передвигается, Ринтынэ бросилась на помощь. Они ввели Наташу в полог. Чоыргын опустился за ними. Нина Георгиевна осторожно усадила Наташу на моржовые шкуры, устилавшие полог, и сама, с облегчением вздохнув, присела рядом. Обе чувствовали себя совершенно обессиленными. У жены Ульвургына было приятное лицо, в котором отдаленно угадывались европейские черты, — более высокая и узкая переносица, широко открытые глаза и острый подбородок с ямочкой достались ей от отца, которого она никогда не видела. Какой-то моряк-зверобой двадцать лет назад провел зиму на этом берегу, и его временной женой была мать Ринтынэ. Потом, с приходом весны и кораблей, моряк уехал и больше не возвращался. Мать Ринтынэ скоро о нем забыла, как забывали многие женщины своих временных белолицых мужей.

Ринтынэ сдвинула моховой фитиль на край плошки, в которой был нерпичий жир, и язык пламени разросся. В пологе стало светлее.

Забрав залепленные снегом одежды женщин, Ринтынэ вышла из полога. Проснулись дети Ульвургына, высунули из-под груды шкур свои круглые головы и спросонья испуганно прижались друг к другу, но тут старший сын Ульвургына, очень похожий на мать, узнал Нину Георгиевну и улыбнулся ей.

Из-за полога донеслись глухие удары. Это Ринтынэ выбивала снег из кухлянок женщин.

— Давай посмотрим твою ногу, — Нина Георгиевна осторожно сняла с Наташи торбаса, меховой чулок И затем шерстяной. Когда Нина Георгиевна дотронулась до распухших пальцев (с двух были сорваны ногти), Наташа не смогла сдержать стона. То, что увидела Нина Георгиевна, сильно огорчило ее и обеспокоило. «Наташа теперь совсем не сможет двигаться. Как же быть? Мы не можем жить здесь, в яранге. Нас скоро обнаружат. Надо уезжать как можно дальше от Ново-Мариинска. Куда? Наверное, надо в Марково или лучше в какое-нибудь стойбище».

Нина Георгиевна осторожно обследовала ногу Наташи и обрадовалась, обнаружив, что суставы не повреждены.

— Сейчас мы обмоем твои раны, перевяжем, и все будет хорошо, — как можно веселее и беззаботнее сказала она. — Ты просто ушиблась сильно…

Тут Нина Георгиевна вспомнила о своей сумке с медикаментами и пожалела, что не захватила ее с собой. Как бы она сейчас пригодилась. Наташа молчала. Она все еще не могла прийти в себя от всего случившегося и думала об Антоне. Где он? Что с ним? Может быть, и он уже убит и его тело лежит под снегом? Слезы вновь навернулись на ее глаза. Это заметила Нина Георгиевна и ласково погладила Наташу по плечу:

— Не надо, Наташенька, девочка моя. Все будет хорошо. Вот увидишь.

Вернулась Ринтынэ. В меховом пологе стало совсем тесно. Нина Георгиевна обратилась к чукчанке:

— Чай пауркен…

Жена Ульвургына закивала головой. Она улыбалась, довольная, что к ней в эту пуржистую, тревожную ночь пришла Нина Георгиевна, которая избавила и ее и детей от болячек, вернула им чистые лица. Была довольна Ринтынэ и приходом Наташи. Чукчанка в последнее время все больше убеждалась, что знакомство и дружба с русскими, которые подняли к небу большой лоскут материи цвета горячей крови только что зарезанного оленя, приносит счастье. Об этом ей много говорил и Ульвургын. При мысли о муже Ринтынэ прислушалась к завыванию пурги. Где-то сейчас ее муж? Может быть, спит под снегом с собаками, а может, пережидает пургу где-нибудь в яранге. Она не беспокоилась о нем. За поездку с русскими Ульвургын должен хорошо заработать, размышляла Ринтынэ, а тогда можно будет взять у купцов разных товаров.

Ринтынэ снова вышла из полога и вернулась с мороженой рыбой и мясом. Сейчас она накормит гостей строганиной и напоит крепким чаем.

Хлопоча, Ринтынэ все время посматривала на женщин, которые сидели молча. Они лишь изредка скупо обменивались словами. У женщин были очень грустные глаза и лица. Значит, еще более грустно у них на сердце. Ринтынэ вспомнила стрельбу на посту. Стрельба испугала ее, и она не выходила из яранги… Она помнит, как однажды пьяные охотники на моржей с американского судна начали на берегу стрелять друг в друга. Посмотреть, что случилось, сбежались почти все жители поста, и многие чукчи не вернулись тогда в свои яранги. Зверобои убили их.

И сейчас, наверное, русские перессорились, стреляли друг в друга, и вот женщины убежали от них. Ожидая, пока вскипит чайник, Ринтынэ привычно быстро настрогала рыбу и подала ее гостям на продолговатом деревянном подносе. Нина Георгиевна взяла Ринтынэ за руку и жестом показала ей, чтобы она присела: