Утренний бриз - [17]

Удивительно, что от этих плохо вооруженных оборванцев в спешке, в панике бежала хорошо одетая, сытая и отлично вооруженная армия генерала Розанова. Пароходы покидали Владивосток с набитыми людьми трюмами. Коридоры, палубы — все было занято. Белогвардейцы даже забирались в спасательные шлюпки, которые висели над палубами. А на причалах оставались горы оружия, того самого оружия, которое совсем недавно было доставлено из Америки, доставлено спешно по его, Колдуэлла, настойчивому требованию.

«А ведь скоро, может быть не так поспешно, придется и нашим войскам грузиться на пароходы», — с горечью и бессильной Злобой подумал Колдуэлл и посмотрел на бухту. Многих транспортных судов не было, на них ушли колчаковцы. Но глаз радовали мрачно-серые громады крейсеров и миноносцев. Они стояли и у стенок, и на рейде, среди взломанного льда. Корабли угрожающе нацелились на город орудиями. Даже они не остановили партизан.

Колдуэлл опустил портьеру и, подойдя к большому письменному столу, рассеянно постучал пальцем по толстому стеклу. Да, скоро начнется эвакуация американского экспедиционного корпуса. Еще в декабре 1919 года правительство Америки вынуждено было принять решение о выводе своих войск из России. Главная причина этого — разгром большевиками Колчака.

Консул бросил взгляд на настольный календарь. Было 13 февраля 1920 года. Осталось полтора месяца до завершения эвакуации. Колдуэлл грузно опустился в кресло и подвинул к себе папку со свежей почтой, которую полчаса назад внес секретарь. Колдуэлл открыл папку и увидел яркую обложку свежего, 28-го номера журнала «Soviet Russia». Он не любил это издание, считал, что оно инспирируется большевиками и подрывает американскую здоровую политику. Консул уже хотел отложить журнал, но заметил, что одна из страниц заложена полоской бумаги с красной пометкой. Это референт по печати обращал внимание консула на важные, по его мнению, материалы. Колдуэлл открыл журнал по закладке и увидел, что один абзац отчеркнут красным карандашом. Шрифт был мелкий, и строчки сливались. Колдуэлл надел очки и прочитал:

«Когда американские солдаты прибыли в Сибирь, Они понятия не имели о положении вещей. Они не знали, что являются орудием бюрократов для уничтожения революции. Они думали, что большевики — немецкие агенты, и были готовы сражаться с ними. Скоро, однако, они увидели, что дело обстоит не так, что в Красной Армии нет немцев, а состоит она из сибирских рабочих и крестьян. Они перестали верить в свое правительство».

Колдуэлл не стал читать дальше. Он в раздражении захлопнул Журнал и кинул его в сторону. И такое печатают в Штатах! Нет, дальше терпеть это невозможно. Он напишет о своем отношении к журналу в Штаты.

Консул с мрачным выражением лица взял из папки два соединенных скрепкой листа и прочитал гриф:

«Радио. Секретно». «Опять какие-нибудь рекомендации, советы Вашингтона, — подумал Колдуэлл с раздражением. — Что они могут изменить, если мы уходим отсюда и все, чего добились, передаем японцам?» Все же надо было ознакомиться с радиограммой, которую он держал в руках. Но в это время в кабинет вошел секретарь:

— Полковник Фондерат! Просит принять его!

Колдуэлл уставился на секретаря. Ему показалось, что секретарь оговорился или сам Колдуэлл ослышался.

— Кто?

— Полковник Фондерат, — повторил секретарь.

Консул был в недоумении. Что за нелепица? Ведь сам Колдуэлл провожал начальника розановской контрразведки на последний пароход, уходивший из Владивостока накануне вступления партизан. И сейчас Фондерат должен находиться в Японии или же быть на пути в Америку, а никак не в его приемной. Очевидно, секретарь что-то напутал. Колдуэлл решил позднее сделать ему выговор за невнимательность и сухо сказал:

— Пригласите.

Колдуэлл был уверен, что в кабинет войдет незнакомый человек, но, как только посетитель переступил порог, Колдуэлл, резко отодвинув от себя папку, подался грудью вперед. Консул едва верил своим глазам. Перед ним стоял Фондерат в штатском черном костюме, лицо бледное, с глубоко запавшими, настороженно смотрящими из-за стекол пенсне глазами.

— Вы?! — изумлению Колдуэлла не было границ. Он поднимался с кресла, не сводя взгляда с приближающегося полковника. Странно выглядел контрразведчик в штатском костюме, который делал Фондерата маленьким, невзрачным. Колчаковец сильно похудел, казался измученным, точно перенес тяжелые лишения.

— Да, это я, — Фондерат чуть нагнул голову, показывая большую лысину, и невесело пошутил: — Не пугайтесь. Это не призрак, не тень моя, я сам.

— Крайне удивлен, — признался консул. — Как вы оказались во Владивостоке?

Колдуэлл жестом пригласил Фондерата к маленькому столику, уставленному бутылками, и, выбрав среди них коньяк, наполнил рюмки. Они молча выпили. Потом вернулись к письменному столу и сели в глубокие кожаные кресла. Колдуэлл взял сигару из ярко-красного с золотисто-зелеными узорами ящика и подвинул его к Фондерату:

— Что же произошло?

Консул увидел, как дрогнула рука Фондерата, бравшая сигару. Пальцы полковника так сдавили ее, что она переломилась. Фондерат не стал брать другую и, откинувшись на спинку кресла, резким движением сорвал с переносицы пенсне. Колдуэлл увидел, какой ненавистью и бессильной злобой горели глаза полковника.