Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала - [47]
В чужой стране ведите себя так, словно принимаете важного гостя. Оказывая услуги простым людям, ведите себя так, словно совершаете важное жертвоприношение. Не делайте другим то, чего не желаете себе. Так вы освободитесь от своеволия, будь то в государстве или в благородном семействе[419].
Для конфуцианцев личное самовоспитание было неразрывно связано с исправлением общества. Конфуций верил, что ли снова сделает Китай гуманной страной. «Если бы правитель хоть на один день смог согнуть свое эго и подчиниться ли, – не раз говорил он, – все и вся под небом откликнулось бы на его доброту»[420].
Возможно, Конфуций первым сформулировал Золотое Правило в чеканной, запоминающейся формуле: «Не делай другим того, чего себе не желаешь». Когда Цзы-гун спросил его: «Можно ли сформулировать главное правило жизни одним словом?», Конфуций ответил: это слово – взаимность (шу)[421]. «Путь Учителя состоит в том, чтобы делать для других самое лучшее, – объяснял Жэн-цзы, – и использовать себя как меру в определении того, что нужно другим»[422]. Вместо того, чтобы ставить себя на какое-то особое, привилегированное место, загляни внутрь себя, обрати внимание на то, что тебя расстраивает – и воздерживайся от того, чтобы причинять такую же боль другим. Чтобы начать поистине преобразовывать мир, такой альтруизм должен войти в привычку и соблюдаться не только, когда тебе это удобно, но «все дни и каждый день»[423]. Звучит несложно; однако, как признавал Янь Ху, подчинить себе непокорное эго – тяжелая борьба длиною в жизнь:
Чем больше смотрю я на эту цель, тем выше она кажется; чем более в нее погружаюсь, тем она сложнее. То она мелькает впереди, то вдруг вижу ее позади себя. Учитель умело ведет меня вперед шаг за шагом. Он расширяет мой кругозор знаниями и связывает волю ритуалами, так что я не смог бы все бросить, даже если бы захотел. Я истощаю все свои силы, и все же кажется, что-то ускользает и продолжает маячить впереди. И я всем сердцем желаю последовать за ним – но не вижу дороги![424]
Янь Ху описывал опыт трансцендентного: жэнь – не что-то такое, что можно «получить», это скорее то, что ты сам раздаешь «все дни и каждый день». Жэнь и есть та трансцендентность, которую ищешь, ибо жизнь в эмпатии, самоумаление и преодоление своего «я» выводит тебя за собственные пределы. Эмпатия и сострадание, как мы уже видели, исходят из правого полушария мозга, видящего глубинную взаимосвязь всех вещей. Пытаясь реализовать этот идеал «все дни и каждый день», Янь Ху порой замечал проблески священной реальности, одновременно имманентной и трансцендентной, исходящей изнутри, но также и присутствующей вовне, «маячащей впереди». Никакого мгновенного «перерождения» у конфуцианцев не случалось. Сам Учитель говорил, что не менее пятидесяти лет прошло, прежде чем ли и добродетели шу и жэнь сделались для него второй природой[425].
В возрасте пятнадцати лет Конфуций начал свое образование с изучения «Документов», «Песнопений», «Ритуалов» и «Музыки». Конфуций всегда настаивал, что он не оригинальный мыслитель, а полностью полагается на учения прошлого: «Я передаю, а не вношу новое; я доверяю путям древности и люблю их»[426]. Изучение «Документов», подкрепленное практикой «Ритуалов», еще в молодости убедило его, что Яо и Шунь создали идеальный нравственно-политический строй. А если Великий Мир был достигнут однажды, при Яо – значит, его можно достичь снова. История – не антикварные экзерсисы, а призыв к политическому действию в смутном настоящем. Когда Конфуций, утомленный эгоизмом и насилием, царящим в княжествах Великой Равнины, удалился от двора, он был убежден, что «переформатирование» Китая сможет осуществить только образованная элита, и только если примет эти древние тексты как прямое руководство к действию в общественной жизни. В прошлом китайские аристократы любили цитировать «Песнопения» для защиты собственных интересов; но в «Изречениях» мы видим, как Конфуций и его ученики наделяют «Песнопения» нравственным учением, которого в них изначально не было: они верили, что древние писания обращаются к моральным проблемам современности[427]. Конфуций основал свою школу, чтобы создать кадровый резерв хорошо подготовленных ученых, способных наставлять князей в Пути Яо и Шуня, дабы те могли исполнять Мандат Неба[428]. Но достичь этого было возможно лишь после их собственного преображения в результате долгого, напряженного, неустанного самовоспитания.
На вопрос о том, куда идти Китаю, простого ответа не было. Напротив, «Изречения» внушали китайцам разумный скепсис в отношении четких определений, абсолютных истин и нерушимых правил[429]. Конфуций редко отвечает на вопрос напрямую. Спрошенный о жэнь, он дает два разных ответа – один Янь Ху, второй Сюн Юну, – а потом дополняет их третьим определением, данным Сыма Ню[430]. На вопросы о том, как отличить чжун-цзы от «недостойного» (сяо жэнь), Конфуций каждый раз дает разные ответы[431]. На вопрос, что значит быть хорошим сыном, не предлагает никаких общих принципов – лишь несколько разрозненных примеров сыновней любви и почтительности
