Утраченное время - [129]

Гитлер считал, что если противники Чемберлена в Англии принимают такую позицию, то и сами умиротворители наверняка ухватятся за предложения немцев вести прямые переговоры с поляками. Поэтому Гендерсон без особого удовлетворения выслушал текст ответной ноты немцев, в которой предлагалось, чтобы польский полномочный представитель прибыл в Берлин к 30 августа, и, к удивлению фюрера, сразу же заявил, что «это звучит как ультиматум!».

Скептицизм и подозрения, высказанные послом, вызвали у фюрера с трудом скрываемую ярость. Едва ли представляя себе подлинные причины такой поспешности в комментариях посла, Гитлер еще раз воспользовался в качестве предлога «зверствами» в Польше. «Их больше невозможно терпеть, — сказал фюрер. — Вам наплевать на то, сколько немцев убивают и мучают в Польше!» — кричал он.

Это был как раз тот удобный случай, которого ожидал Гендерсон, чтобы дать удовлетворение своему собственному самолюбию и опровергнуть утверждения его критиков в Англии, обвинявших Гендерсона в «отсутствии твердости перед Гитлером».

Встреча, которая, возможно, была самой важной из всех встреч между Невилем Гендерсоном и Адольфом Гитлером и которая могла привести к коренным изменениям обстановки, закончилась состязанием, кто кого перекричит. Под влиянием этой встречи Гендерсон так сформулировал свое донесение в Форин Оффис, что Чемберлен и Галифакс истолковали предложение Гитлера скорее как воинственный ультиматум, нежели официальное предложение начать переговоры.

В десять часов вечера того же дня 29 августа, когда Биргер Далерус впервые за многие дни с наслаждением уселся за ужин, к нему в отель «Эспланаде» позвонил и затем лично явился Оджильви-Форбс. «Беседа Гендерсо-на с Гитлером прошла скверно. Мы должны приготовиться к худшему», — сказал он.

Когда они беседовали, служитель отеля вызвал шведа к телефону. Звонил Геринг: до него также дошла эта новость, он просил Далеруса немедленно приехать к нему.

Далерус сел в автомашину люфтваффе, которая тут же доставила его в дом Геринга на Лейпцигерштрассе. Фельдмаршал неистовствовал от возмущения. В одной руке он держал рюмку с виски, а другой размахивал копией ноты, врученной Гендерсону фюрером. Геринг гневно требовал выяснить, почему британский посол отказался принять эту ноту.

Схватив красный карандаш, он сел и начал читать ноту, жирно подчеркивая те параграфы, которые, по его мнению, были особенно существенны. Он полностью соглашался с фюрером, что нота была сформулирована примирительно и что вспышку Гендерсона следует рассматривать как подтверждение фактического нежелания англичан идти на соглашение. «Все старые обиды на Англию снова всплыли на поверхность, — вспоминал впоследствии Далерус. — Все спорные вопросы были вновь воскрешены... Смысл ноты, как объяснял Геринг, заключался в том, что у правительства Германии имеются сомнения относительно намерений британского правительства».

«Мы знаем поляков! — начал Геринг выкрикивать ругательства по адресу польского правительства и его народа. — Естественно, что при таких обстоятельствах Германия осуществила меры предосторожности и подвела свои войска к границе с Польшей. Шестьдесят немецких дивизий находятся там и ждут. Это примерно около миллиона человек, но мы все надеемся, что ничего не случится, что не будет необходимости в военных действиях между Польшей и Германией, Однако учитывая нынешнюю крайне критическую обстановку, мы вынуждены наста ивать на том, чтобы без промедления было достигнуто урегулирование...»

Затем Геринг начал неистово поносить антигерманскую пропаганду польского радио и с возмущением говорил об отдельных примерах, приводимых в польской пропаганде: «Сегодня польское радио сообщило, что немецкие солдаты, дезертировавшие и перешедшие к ним, имеют жалкую экипировку, что их мундиры обветшали, износились, что солдаты подпоясаны бечевкой». Герингу это казалось самым тяжким оскорблением.

Свои бурные излияния фельдмаршал закончил заявлением, что была только одна причина, почему Германия не устраняла всех’ своих обид на Польшу применением силы: потому что она действительно хотела договоренности с Англией. Однако Англия и Франция поступили глупо, рассчитывая, что смогут предотвратить вторжение Германии в Польшу, если бы немцы действительно нашли это необходимым. И, как бы в раздумье, Геринг произнес фразу, которая застигла Далеруса врасплох: «В таком конфликте Италия, что бы ни случилось, будет сохранять нейтралитет».

Постепенно фельдмаршал успокоился и начал говорить о поведении Гендерсона, больше с огорчением, чем со злостью. Геринг считал, что английский посол поступил скверно, как раз в тот момент, когда фюрер собирался сделать «добрый жест». Потом фельдмаршал сказал, что, несмотря на случившееся, Гитлер, по-видимому, на следующий день выступит с еще одним предложением. Геринг сказал, что не может сообщить всех деталей этого предложения, но хотел бы изложить его в общих чертах, чтобы продемонстрировать желание германского правительства прийти к соглашению.

После этого Геринг вырвал из атласа страницу. На карте Польши он заштриховал некоторые районы зеленым карандашом и обвел красным те районы, которые можно было считать чисто польскими землями. Затем в общих чертах набросал для Далеруса план по урегулированию польского вопроса, с которым Гитлер был бы готов согласиться. Далерус следующим образом суммирует высказанные Герингом предложения: