Утопический роман XVI-XVII веков - [12]

Основной сатирический прием Сирано можно определить как «все наоборот». На Земле люди двуноги, так пусть на Луне они ходят на четвереньках; за еду и жилье здесь расплачиваются деньгами, а там стихами; исход войн определяется не на поле боя, а в ученых диспутах. Наконец, в лунном мире не молодые оказывают почтение старикам, а родители повинуются детям, ибо «только молодежи дано действовать» и только ей присущи «благородные порывы к справедливости». И мы видим, как сын, чтобы не быть слишком жестоким, тузит палкой чучело отца за непослушание и тупость. Одним словом, восклицает сам Сирано, «мир вверх ногами»! При чтении «Иного света» невольны догадки, а не дурачит ли нас автор и есть ли в мире вещи, к которым он относится серьезно? Не пародия ли это на утопические мечтания его предшественников? Элементы пародирования утопий в «Ином свете», конечно, налицо, но ошибется тот, кто за смехачеством, за желчью не увидит весьма глубоких мыслей. Принцип «все наоборот» доводится до атеистической ереси: на Земле люди живут в тенетах религии, а лунные обитатели — неверующие по природе. Псевдо-мистические элементы у Сирано есть действительное и уже ничем не ограниченное пародирование религиозного мистицизма, с которым его предшественники-утописты, даже Кампанелла, не смогли полностью расстаться. И чтобы до конца оценить смелость Сирано, стоит вспомнить, что в те времена инквизиция отправляла на костер и за проступки, несравненно меньшие.

Сирано справедливо называют учеником Пьера Гассенди, который подвергался преследованию со стороны иезуитов за апологию этического учения Эпикура и борьбу против схоластической философии. Но утверждать, будто Сирано только пропагандирует идеи Гассенди, не внося в них ничего оригинального, это значит не разобраться в деле по существу. Непоследовательность Гассенди выразилась, как замечает К. Маркс, в стремлении «…примирить свою католическую совесть со своим языческим знанием, Эпикура — с церковью»[3]. Философские догадки Сирано идут значительно дальше, он отвергает не только религию, но даже пантеизм Кампанеллы, произведениями которого увлекался с ранней юности и которого поместил на почетное место в своем «царстве философов» на Солнце. «Вы, люди, — говорит он устами Демона Сократа, — воображаете, будто то, чего вы не понимаете, имеют духовную природу или же что оно вовсе не существует». Это — замечательное указание на гносеологические корни религии и идеализма, путь к атеизму. Пародируя пантеизм в образе «мыслящей капусты», Сирано приходит к ясным заключениям о единстве и вечности материального мира (это, заметим в скобках, но наша модернизация, а его собственная терминология), о том, что рациональное мышление присуще только человеку и, самое важное, о смертности человеческой души и фиктивности понятия «бог». Признание системы Коперника было весьма затруднительным для Кампанеллы и Бэкона, а у Сирано это вполне органично, хотя и сюда он вносит элемент комизма. «…Предполагать, что огромное раскаленное светило, — говорит он, доказывая справедливость гелиоцентрической системы губернатору Канады, — вертится вокруг точки, до которой ему нет решительно никакого дела, столь же нелепо, как при виде зажаренного жаворонка думать, что его приготовили, вращая вокруг него плиту». Сирано знает только разум и материю, больше в мире ничего нет, и отсюда — особенности его утопических желаний.

Именно желаний. Сирано не строит идеальной системы государственного и общественного устройства, он меньше всего озабочен политическими и экономическими преобразованиями. В «Ином свете» упоминается лишь вскользь, что на Луне существует государство. Есть король, есть знатные и незнатные люди и прочие прелести земного мира: они оставлены в неприкосновенности. Сердце Сирано принадлежит другой утопии, так сказать, утопии интеллектуальной неограниченности. Вечная весна, цветы, птицы, ручьи, соловьи и т. п., изобилие всяческих благ есть только декорации, на фоне которых выступает главное завоевание лунян — свобода мысли. «…А живу я здесь потому, — говорит Демон Сократа, — что тут люди любят правду, тут нет педантов, тут философа можно убедить только доводами разума, авторитет же ученого, так же как и авторитет большинства, ценится не выше, чем мнение простого молотобойца, если он рассуждает здраво». На Земле нет страны, где хотя бы воображение было свободно, и Сирано рисует картину торжества разума на Луне. Это самоцель, и все остальное должно быть этому подчинено.

Сирано недаром переносит свою утопию в космические просторы. Дальние острова Мора, Кампанеллы и Бэкона давали ограниченность и защиту от грубой реальности, но они принадлежали земному миру, были символом его возможного процветания. Лунный мир Сирано — это антиземля, то, чего на Земле никогда не будет. Утопия фактически снята, и наглядно демонстрируется неосуществимость утопических желаний. Кризис утопии у Сирано есть результат изолированности от действительной жизни. В известном смысле здесь подводится художественный и логический итог всему развитию ранних утопий. Если Мор и Кампанелла, если Бэкон рассматривали народ как пассивный материал разумных преобразований, то у Сирано тема народа отсутствует. Его утопия как бы абстрагирована от больших социальных движений. В «Ином свете» выразилось мужество и отчаяние атеиста-одиночки, вставшего перед лицом бесконечного и безразличного космоса. Какая моральная основа должна заменить религиозную? Трудно вынести груз материализма, опираясь только на эпикурейскую этику удовольствий, и тогда, уходя в небытие, остается погрозить кулаком всем задержавшимся на жизненном пиру.