Утонченный мертвец - [11]

Шрифт
Интервал

– Как у тебя симпатично!

В литературе, связанной с гипнагогическим опытом, встречаются упоминания о воображаемых голосах, и я поначалу подумал, что голос принадлежит пламенеющей женщине, образ которой я вызвал из вулканического огня. Но потом я открыл глаза и увидел Кэролайн. Я узнал ее сразу, хотя никогда прежде не видел. Она стояла в дверях, молодая женщина, обретенная силой моего желания. Может быть, даже придуманная этой силой желания.

– Прошу прощения. Я постучалась, но ты, очевидно, не слышал, а дверь была приоткрыта, и мы решили, что можно войти. С тобой все в порядке? Почему ты лежишь на полу?

Я не стал подниматься: так и лежал на полу, смотрел на нее и молчал. У Кэролайн были темные волосы с каштановым отливом, карие глаза и две вполне стройные ножки. Она была в синем платье и в длинных синих перчатках почти до локтей. В одной руке – сумочка, в другой – зонтик. Ее лицо… сейчас, в этих анти-воспоминаниях, я затрудняюсь его описать. Печально, но правда, что я не помню ее лица. С тех пор, как Кэролайн исчезла, я постоянно думаю о ней. Каждый день, каждый час. Помню, она была очень красивой, и это была настоящая английская красота, с легкой детской припухлостью, почти незаметной для неискушенного глаза. И больше не помню почти ничего. Память тоже изнашивается со временем. Я не помню ее лица, помню только воспоминание о своих первых воспоминаниях о лице Кэролайн, но и эта ускользающая эрзац-память держится, в основном, на портретах, которые я делал тогда и сохранил у себя до сих пор. Иными словами, я оказался во власти образов, которые сам же и создал, и уже не могу сказать точно, насколько они соответствуют оригиналу.

– Это Бренда. – Кэролайн представила мне свою спутницу. Бренда, самая обыкновенная молодая женщина вполне заурядной внешности, стояла за спиной Кэролайн и с любопытством смотрела на меня.

– Как у тебя симпатично! – повторила Кэролайн. Она прошла в комнату и принялась осматриваться. Она трогала вещи, брала их в руки. Примерила шляпу гаучо. Щелкнула пальцем по медному шарику неумело сработанной модели «вечного двигателя», стоявшей у меня на столе, и привела в движение сложную систему маятников и реек. Кэролайн с подозрением понюхала трубку для опиума. Рассмотрела коровий череп, бутылку Клейна, коллекцию деревяшек, выловленных из реки и сваленных в живописную кучу в углу, портрет Муссолини, приспособленный под доску-мишень для дартса, статуэтку Изиды, гипсовый бюст с френологической разметкой, огромный тибетский абак, костяную фигурку Девы Марии, распятой на кресте, стопку иллюстрированных книжек про Африку и, разумеется, мои картины и рисунки, разбросанные по всей комнате. Глаза Кэролайн лучились восторгом. Она ходила по комнате и говорила без умолку.

– Я пришла извиниться. Я поступила не очень красиво, я знаю. Прости, пожалуйста, что я бросила тебя в парке. Я не могу объяснить. У меня было чувство… предчувствие… со мной такое бывает… в общем, глупо все вышло. Я не могу объяснить. Просто мне вдруг стало страшно. Такой приступ паники… -Она обернулась ко мне, ее взгляд умолял о прощении. – И еще я хотела спросить, ты действительно хочешь писать мой портрет? Ты тогда не шутил? Это Бренда, моя подруга с работы. Я тебе про нее рассказывала. Если хочешь, можешь сделать и ее портрет тоже.

Бренда, которая, вполне очевидно, исполняла сейчас роль дуэньи, так и стояла в дверях, нервно поглядывая на меня. Наконец, она набралась смелости и спросила, что я делаю на полу

Я ответил, что борюсь со скукой, вернее, уже не борюсь, потому что она победила, и процитировал строфу из Бодлера:

Rien n egale en longeur les boiteuses journees,

Quand sous les lourds flocons des neigeuses annees

L’Ennui, frait de la morne incuriosite

Prends les proportions de l’immortalite.*

Кэролайн слушала, как завороженная.

– Это французский! – сказала она. – Я учила французский в школе.

– Это Бодлер.

– Да? Мы его не проходили.

Вялым взмахом руки я предложил им обеим присоединиться ко мне на полу и понаблюдать за игрой отраженного от реки света, отблески которого переливались на потолке зыбкой золотистой рябью. Мне показалось, что им понравилась эта мысль. Однако они рассудили, что пол у меня недостаточно чистый, и Кэролайн взяла меня за руку и попробовала поднять на ноги, заявив, что нельзя быть таким ленивым. Бренда ей помогла, и уже через пару минут Кэролайн отрядила меня делать чай.

Она совершенно не разбиралась в живописи, и, по-моему, ей предстазлялось, что я сейчас выпью чаю и сразу примусь за ее портрет маслом. Но у меня не было ни одного загрунтованного холста, и даже если бы холст был, я никогда не сажусь за картину, не сделав хотя бы два-три предварительных эскиза. Поэтому я взял все, что нужно для карандашных набросков, и, поскольку в тот день было солнечно, мы вышли на пристань. Усадив Кэролайн на швартовую тумбу, в общем-то, не предназначенную для сидения со всеми удобствами, я приступил к работе. Бренда смотрела на нас с нескрываемой завистью, и уже очень скоро вокруг собралась небольшая толпа из матросов и докеров, которые отпускали лестные замечания по поводу внешности Кэролайн и не столь лестные – относительно моих рисунков. Когда я работаю над портретом, я люблю, чтобы натурщики разговаривали, и специально стараюсь их разговорить. Для того чтобы портрет получился, мне нужно узнать человека как можно лучше. К тому же, когда человек говорит, его лицо оживает. Поначалу лицо Кэролайн было почти «безответным», то есть, безжизненным и пустым, но когда она разговорилась, и вокруг собралась толпа восхищенных поклонников, она вся расцвела и наполнилась жизнью.


Еще от автора Роберт Грэм Ирвин
Постоянство ложной памяти

Раймонд Луллий изобрел способ наверняка избавить неверных сарацин от их еретических заблуждений и тем самым приблизить Второе пришествие Спасителя. Кардинал Модерацио сомневается в успехе изобретения, сам же Doctor Invincibilis применяет его без затруднений…


Ложа чернокнижников

Лондон в легендарное лето 1967 года. Донован, Битлз, Прокол Харум… Что значило быть молодым в шестидесятые? Это надежда сделать мир мягче и добрее, построить общество, где выше всего будет цениться любовь, а не деньги и сила, это надежда раскрыть в человеке задавленные прежней культурой способности, это медитация, доступный секс, наркотики… Но даже в самые светлые дни "Лета Любви" среди психоделических огней таилось зловещее облако тьмы.В лето 1967 года Роберт Ирвин тоже был молодым, и все, что видел и пережил герой романа, он знает не понаслышке.


Плоть молитвенных подушек

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Алжирские тайны

Роберт Ирвин (род. 1946), известный английский писатель, историк-медиевист, выпускник Оксфорда, специалист по истории средних веков Арабского и Ближнего Востока. Данный том первого в России собрания сочинений писателя составили романы "Алжирские тайны" (1988) и "Пределы зримого" (1986). Война за освобождение Алжира 1950-х гг., показанная без прикрас почти изнутри и одновременно пародия на "шпионские романы" в духе Джеймса Бонда, — об этом роман "Алжирские тайны". Медленно сходящая с ума домохозяйка, затянутая в сети английских устоев и морали, — героиня "Пределов зримого", переписывающая заново "Братьев Карамазовых"…


История крестовых походов

Настоящая книга подготовлена Оксфордским университетом и представляет собой глубокое, серьезное и в то же время увлекательное исследование многовековой истории крестоносного движения, оказавшего глубокое влияние на развитие Европы. Авторы — британские ученые — рассматривают эту тему в различных аспектах и приводят богатый фактический материал. Издание, снабженное уникаль­ным иллюстративным материалом, на сегодняшний день является од­ним из наиболее исчерпывающих по количеству информации по дан­ной теме.


Пределы зримого

Роберт Ирвин (род. 1946), известный английский писатель, историк-медиевист, выпускник Оксфорда, специалист по истории средних веков Арабского и Ближнего Востока. Данный том первого в России собрания сочинений писателя составили романы "Алжирские тайны" (1988) и "Пределы зримого" (1986). Война за освобождение Алжира 1950-х гг., показанная без прикрас почти изнутри и одновременно пародия на "шпионские романы" в духе Джеймса Бонда, — об этом роман "Алжирские тайны". Медленно сходящая с ума домохозяйка, затянутая в сети английских устоев и морали, — героиня "Пределов зримого", переписывающая заново "Братьев Карамазовых"…


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.