Утка с яблоками - [15]

В наступившей тишине стали слышны хлопки с улицы. Она обернулась к широкому окну. То в одном его конце, то в другом возникали и осыпались разноцветные звезды салютов. Вдруг прямо посередине заискрился огромный шар.

«Праздник, – вспомнила Катя. – Новый год. И я стала женщиной».

Она пыталась осознать, что произошло, что изменилось. Прислушалась к себе. Внутри было непривычно, неуютно как-то. Теперь всегда так будет? И вообще, что теперь будет? Через несколько дней она уедет. Антон ее проводит, и… И больше они не увидятся? Ох, кажется, она опять глупость сотворила!

А может, правда то, что Антон шептал ей, когда танцевали: что у нее потрясающие ресницы и глаза, что ее нежные и трогательные пальчики хочется без конца целовать, что она ему нравится… И он ей нравится, как ни один парень не нравился. Впрочем, он не парень, он молодой мужчина. Совсем недавно ей казалось, что не такой уж молодой, но теперь она знает, что уж точно, не старый.

Антон откинулся на спину, освобождая ее. В сполохах редких салютов Катя глядела на него. Курчавый треугольник волос на груди редеющим острием спускался к пупку на твердом животе. Рассмотреть, куда тянется дорожка ниже, она постеснялась – ведь это был первый мужчина, которого она видела целиком, в первозданном виде. Ее мужчина.

Чтобы Антон не замерз, Катя прикрыла его и себя огромным невесомым одеялом, положила голову на откинутую мускулистую руку и стала смотреть, как он спит. Антон посапывал, пару раз всхрапнул, затем, будто опомнившись, прикрыл рот, повернулся к Кате и обнял ее. Она замерла. Он крепко спал.

Антон проснулся от мучительной жажды. С трудом открыл глаза и тут же зажмурился: белое зимнее солнце добралось до спальни. Значит, уже часа два, сообразил с трудом пристроившийся на место похмельный мозг. Голое тело дало знать, что спал он не один. Алка в Москве, вспомнил он. Тогда с кем?

Антон рывком приподнялся, откинул одеяло. Вторая подушка смята. На простыне подсохшее за ночь пятно со следами крови. Крови?..

Вот убей, он не помнил, как оказался дома. Что ж он так напился-то? До бессознательного состояния. Второй раз в жизни. В первый он проснулся в чужой постели с женщиной, которая была намного старше и после отказалась от его любви. Возможно, правильно отказалась.

«Ты не о прошлом вспоминай, а думай, что сейчас сотворил», – одернул проснувшийся мозг. Антон попытался восстановить события прошедшей ночи.

Они приехали к Славке, и он представил Катю своей любовницей. Только сейчас он сообразил, зачем. Не хотелось, чтобы ее приняли за безбашенную авантюристку, она ведь просто девчонка, попавшая в дурацкое положение по своей наивности. А в результате именно его стали обвинять в том, что он этой наивностью пользуется. Со злости на друзей он и напился. Водкой. Потому что пить под утку виски – пижонство. А мешать напитки – глупость. Столько водки выпить еще большая глупость, признал он сейчас. Он пил и танцевал, пил и танцевал. С Катей. Они целовались. Точно, целовались. У всех на глазах. А потом что?..

Он опять взглянул на пятно. Выходит, они с ней… А почему кровь?.. Может, месячные, – пришел на ум удобный ответ. Или?.. Фу, черт! Переспать с девушкой и не помнить, как…

Откинувшись на подушку, он некоторое время глазел в потолок, пока естественная нужда и жажда не выгнали из кровати. Он резко встал, в голове больно качнулось. Пьяный еще, до сих пор. Вот кошмар.

Повторяя про себя: «Пить надо меньше, надо меньше пить», он натянул домашние джинсы и футболку и побрел в туалет. Затем ополоснул физиономию в ванной, похлебал воды пригоршнями из-под крана, и лишь после этого решился заглянуть на кухню.

– Привет, – оторвавшись от чашки чая, просияла ему глазами Катя, слегка смущаясь.

Он смутился намного больше, буркнул «Привет» в ответ и стал шарить глазами по столам. Обнаружил два ведерка из-под капусты с остатками сока на дне, жадно опустошил оба. Желая потянуть время, засыпал кофе в контейнер, включил машину.

– Я тоже кофе хотела, только не умею из кофеварки, – подала голос Катя.

– Сейчас попьем, – ответил он, уставившись на аппарат.

Он боялся встретиться с ней глазами, вот в чем дело. Как теперь вести себя с ней? Изображать благодарного любовника? Но он ничего не помнит. Ни ее тела, ни ее запаха. Ничего! Только отпечаток головы на соседней подушке и расплывшееся пятно на простыне. И кровь. О, черт!

Побулькав и пошипев, аппарат умолк. Пришлось взять чашки и обернуться. Антон поставил одну перед Катей, а сам с другой устроился напротив. Сыпал сахар, мешал, набираясь смелости взглянуть на нее. И только проговорив:

– Кать, я прошу прощения за вчерашнее. Я ничего не помню, – он поднял глаза.

Она смотрела в свою чашку, и молчала.

– Надеюсь, я… не применил силу? – осторожно закинул он удочку, потому что если все произошло по согласию, то не так уж он и виноват. А может, она сама его спровоцировала?

Девушка не отвечала.

– Кать, посмотри на меня.

Она подняла глаза, и он увидел в них такое неприкрытое, детское, навсегда разочарование, что ему стало стыдно, и он первый отвел взгляд.

– Нет, ты не применял силу… – тихо ответила она. – Просто ты этого хотел, и я… я тоже хотела. А если ты, лишь потому, что был пьян, и не помнишь ничего, тогда просто забудем, – завершила Катя, и ему почудились слезы в голосе.