Утешитель вдов - [5]

… вечно живым в сердцах их вдов!..

В тот момент, когда ДЖЕННАРО сносит одежду в примерочную, раздается стук в дверь.

ЭДУАРДО делает Дженнаро жест рукой: открыть дверь. Входит миловидная женщина лет сорока. При виде ее ЭДУАРДО прикидывается опечаленным.

СОРРЕНТИНО (тихо, показывая на Эдуардо). Как поживает дон Эдуардо? Отошел немного?

ДЖЕННАРО. Сносно. Помаленьку очухивается, госпожа Соррентино, помаленьку очухивается … Но вы же знаете его? Горд, ох, как горд… До сих пор пилит себя за то, что обратился к вам…

СОРРЕНТИНО делает жест, обозначающий: «представьте это дело мне», и подходит к Эдуардо. ЭДУАРДО сидит в кресле, закрыв руками лицо, будто даже не ведая, что пришла гостья. СОРРЕНТИНО с нежностью гладит волосы.

ЭДУАРДО(издает глубокий вдох; затем не подымая головы, как бы продолжая рассматривать носки своих ботинок, медоточивым, как по телефону голосом). Это вы, сударыня? (Совсем другим тоном к Дженнаро, который вышел из примерочной.) Кресло! Чего рот разинул!

ДЖЕННАРО почтительно спешит выполнить приказание.

СОРРЕНТИНО. Да… дорогой… Это я… Как поживаете? Все еще сердитесь?

ЭДУАРДО (не меняя позы). И да, и нет. (Подымает голову и смотрит в нее в упор.) Вы даже представить себе не можете…

СОРРЕНТИНО. Я?

ЭДУАРДО (глядя на нее в упор). Да! Я и на них сердит, и на самого себя.

СОРРЕНТИНО. А вы-то тут при чем?

ЭДУАРДО. Увы! Прежде всего на себя! Вы же меня знаете. Разве похож я на картежника? И случись же такое! Сижу я там, отказаться решительно никакой возможности, — а они говорят: «Так сыграем по маленькой в покер?»

ДЖЕННАРО возвращается с новой партией платья.

В покер? Знаю, знаю, как это бывает: начать с бобов, а кончить ананасами в шампанском?

СОРРЕНТИНО. Да бросьте вы об этом… Я-то знаю… мужчина есть мужчина….

ЭДУАРДО (делая вид, что злится на самого себя). Мужчина остается мужчиной до тех пор, пока не перестанет им быть! Нет, нет и нет! Я должен был встать (подымается) и сказать: «Господа! Вы думаете, что к вам забрел Аристотель Онассис?» (Снова садится.) Это одно. А еще я должен был сказать: «Видали? Покамест мы играем на фасоль, ко мне приваливают и фулы и королевские флеши. Но как только переходим на деньги — ничего, кроме пар валетов или десяток!» Словом, к концу вечера я оказался должен чистенькими триста тысяч лир! (Понижая голос.) Понятно, на слово!

СОРРЕНТИНО (снова гладит его волосы). Ладно, будет… все уже позади… Мы уже уплатили, не так ли?

ЭДУАРДО (бросаясь перед ней на колени и покрывая его руки поцелуями). Ну а я… нашедший такого ангела-хранителя, который помог мне уплатить долг чести, что могу я сделать для вас? Не думать об этом? Нет, милая моя Адальджиза, мне стыдно жить, стыдно дышать одним воздухом с вами!

СОРРЕНТИНО. А все потому, что вы настоящий мужчина! Только хватит об этом! Я пришла к вам … Я тут… (Одной рукой ласково треплет его за щеки, другой щупает его бицепсы.)

ЭДУАРДО (лицо его выражает испуг, как это бывает перед лицом неминуемой опасности; он мягко избегает вот-вот готовых раскрыться объятий, отсаживается от вдовы на разумное расстояние). А вы, Адальджиза, вы-то как поживаете? Обдумали, что я вам советовал? Перестановку сделали? Протерли мебель спиртом, чтобы отбить этот ужасный запах табака? Убрали коллекцию трубок?

СОРРЕНТИНО(шепотом). Да… Сегодня служанка принесет ее вам…

ЭДУАРДО. Разумно! А убранство спальни заменили?

СОРРЕНТИНО. Заменила. Теперь там все бледно-розовое. (С тяжелым вздохом.) Но это ничему не помогло.

ЭДУАРДО. Как так?

СОРРЕНТИНО. Ох, дон, Эдуардо, лучше не спрашивайте! Никому бы не пожелала… (не выдержав) подобных мучений!

ЭДУАРДО. Мучений? Вы говорите о постигшей вас утрате?

СОРРЕНИНО. Отчасти… Конечно, в основе всего именно это… Но самое страшное — это отсутствие… Дон Эдуа, при вашем-то уме и проницательности разве вы не понимаете состояние вдовы… еще совсем молодой?…

ЭДУАРДО (с серьезным беспокойством). Как же, как же… Однако…

СОРРЕНТИНО (в порыве откровенности). Представьте себе, если с одной чаши весов снимут груз, оставив его на другой? Что произойдет с весами?

ЭДУАРДО (не понимая, куда она клонит). Одна чаша, бесспорно, перевесит другую.

СОРРЕНТИНО. Вот-вот! Именно это и происходит со мной! Дорогой Эдуардо, клянусь вам: только теперь я поняла, почему в Индии, когда умирает муж, вдову сжигают на том же костре. Именно так должны поступать и у нас, здесь в Неаполе!

ЭДУАРДО. Ну… это вы бросьте! А что бы оставалось делать мне в таком случае?

СОРРЕНТИНО. Как?

ЭДУАРДО. Я хотел сказать, Адальджи…

При этих словах вдова СОРРЕНТИНО сладко замирает.

… что во мне вы имеете брата… близнеца… так сказать, духовного брата…

СОРРЕНТИНО (явно разочарованная словами Эдуардо, как бы рассуждая вслух сама с собой). Брата? Нет, брат тут не поможет… дело совсем в другом… выход может быть только один….

ЭДУАРДО. Не надо преувеличивать! Нет слов, плоть наша слаба, но ставку надо делать на дух! Разрешите спросить: если для женщины нет иного выхода, то какой же выход может быть для мужчины?

СОРРЕНТИНО. Я что-то не пойму, дон Эдуа, какое касательство к делу имеет это ваше сравнение?

ЭДУАРДО. Научно доказано и всеми признано, что в области желаний пропорция между полами составляет один к десяти.