Утерянное Евангелие. Книга 1 - [51]

— Думаешь, это из-за мальчика-христианина? — спросил чубатый, которого звали Велига.

— Конечно! — ответил без всяких сомнений Бивой.

— Как мы его убьем? — прошептал Велига.

— Я сам, — негромко ответил Бивой, достал из-за пояса нож и начал пробираться к носу ладьи.

Он уже практически добрался до Олафа, спящего в объятиях матери, когда снизу взметнулась рука с кинжалом и в грудь Бивоя вонзился клинок. Несостоявшийся убийца хекнул. Торгисль поднялся, выдернул из груди Бивоя свой кинжал и столкнул заколотого за борт. От громкого всплеска проснулись все вокруг.

Дружинники обнажили мечи. Им пришлось не по нраву, что новенький зарезал их соратника.

— Это все из-за мальчишки-христианина! — пояснил всем Велига.

— Заткнись! — приказал Сигурд.

— Он убил одного из наших, — обвинил Торгисля чубатый Велига.

— Я предупреждал вас! — прорычал Сигурд, встав на сторону своего земляка против славян. — А теперь отвали!

Дружинники разошлись по своим лавкам. Сначала варяги, а потом и славяне. На носу остался стоять с топором наготове лишь Торгисль. Гребцы напряженно наблюдали за ним со своих лавок. Наконец сел и Торгисль, лицом к вероятным противникам. Он демонстративно положил топор перед собой. За его спиной жались друг к другу Олаф и Астрид. Рядом с Торгислем устроились Хальфредр и Уис-музыкант. Сигурд сидел спиной к правому борту, между родственниками и своей чуть было ни взбунтовавшейся дружиной.

Туман и штиль. Туман и штиль…

Торгисль дремал, положив голову на борт. Он хотел спать, но не мог уснуть. Ладья покачивалась на волнах, в такт этим покачиваниям по палубе каталась маленькая деревянная бадейка, скрепленная железными кольцами. Норвежец встал и на ослабевших ногах добрался до нее. Он остановил ее движение и поднял. Нестерпимо хотелось пить.

Очнувшийся Сигурд наблюдал, как его земляк наклонился с борта и зачерпнул воды деревянной емкостью. Торгисль приготовился сделать небольшой глоток соленой гадости, чтобы хотя бы просто промочить пересохшие горло и рот. Но вода не была соленой. Даже наоборот: вода была вкусной, как молоко матери!

Сигурд наблюдал, как жадно пьет Торгисль и тихо засмеялся. Проснулся Олаф. Мальчик увидел, как Торгисль протянул бадейку его дяде, жестом предлагая попробовать. Бадейку перехватил Велига.

— Смерти нашей хочешь? — спросил чубатый и отпил.

Он вздохнул и осушил бадейку до дна. Потом поднялся, повернулся к Сигурду и сказал:

— Пресная вода!

Сигурд выхватил у него бадейку, зачерпнул воды сам и отхлебнул

— Это речная вода! Должно быть, мы в устье Невы. А река — это берега, ребята!

Проснувшиеся дружинники с новой надеждой принялись всматриваться в кромешную мглу.

Наутро туман поредел, и стали видны дремучие леса невских берегов.

— Весла в воду, сонные куры! — скомандовал Сигурд. — Неву пройдем, а там и Ладога не за горами!

Глава 17 Хольмгард… Кенугард…

В Хольмгарде, который местные называли Новгородом, Сигурд Эйриксон скрыл ото всех, что привез из Эстланда не только дань за три года, но и наследника великого норвежского престола. Воевода снарядил в Кенугард караван плоскодонных речных ладей-шитиков. В них погрузили дань, что платил новгородский князь великому киевскому князю Святославу Ингварсону. С ними в Кенугард он отправил свою сестру Астрид, племянника Олафа и Скальда с Уисом-музыкантом. Торгисль остался служить в дружине князя Вальдемара вместо убитого им Бивоя.

— Астрид, сестра моя, — говорил воевода Сигурд. — В Хольмгарде вас могут найти убийцы, подосланные ярлом Хаконом Могучим, а в Кенугарде, у князя Святослава Ингварсона, ты вырастишь Олафа в полной безопасности.

Десятиметровые ладьи-шитики преодолели озеро Ильмень, а оттуда поднялись вверх по реке Ловать. У Смоленска в весеннее половодье притоки Ловати и Западной Двины подходят друг к другу на расстояние семь километров. Их преодолели волоком. А дальше спустились на юг по Западной Двине в Днепр.

— Смотри, Олаф, видишь приток? — показал налево купец Гостята. — Это Десна, по-нашему значит Правая. Самый длинный из притоков Днепра.

— Какая же она правая, если она слева? — высказал недоумение Олаф.

— Вот ты несмышленыш! — воскликнул Гостята. — Это для тебя она слева, а для гребцов-то справа! Десну прошли, тут и до Кенугарда недолго осталось.

В Кенугарде, который местные называли Киевом, норвежские гости застали великую скорбь: при возвращении из похода на Болгарию Святослав Игоревич был убит печенегами на днепровских порогах. Княжеством правила его мать — пятидесятидвухлетняя княгиня Ольга. Так было всегда: Святослав все время проводил в военных походах, а в Киеве заправляла его властолюбивая мать, вдова убитого древлянами князя Игоря. Она вырастила сына, а теперь и внуков. Юридически великий княжеский престол перешел к старшему из них — Ярополку, но кто такой семнадцатилетний князь Ярополк против великой княгини Ольги?

Так рассуждала вдова конунга Астрид, когда прямо с пристани направилась со всей своей челядью прямиком в терем Ольги, где и раскрылась, кто она такая и что ее сын — наследник великого норвежского престола Олаф Трюггвасон.

Ольга — властная женщина в фиолетовой тунике до пола и темно-синем платке, удерживаемом на голове серебряной диадемой, — велела подвести к себе девятилетнего мальчика.