Утекая в вечность - [24]

— Преемник. У нас его называют преимущественно так. Да, это его дверь.

— Он у себя?

— Не знаю. Постучите, получите ответ.

— И что я ему скажу?

— Здравствуйте, я назойливая муха. Меня взяли в делегацию составить мнение о вас. И он тут же поможет вам его составить, — рассмеялся капитан, не удержав веселья.

— Что, характерчик у преемника еще тот?

— Да, он властен. Но дело не только в характере. У него график работы едва ли не круглосуточный, от того и резкость в общении. Не высыпается.

— Поняла. Тогда прибейте тут щиток, что ли.

— Какой щиток? — растерялся капитан.

— Не влезай, а то убьет.

— Остроумно. И все же это вы зря… Игнорируете мои просьбы не бродить одной.

— Любого кто меня обидит, накажут, разве нет?

— Вам это чем поможет, уважаемая? Случись непоправимое, здоровье вам это не вернет. И у меня будут хлопоты. Я ведь не шучу и не устрашаю вас.

— Тогда о каком мире идет речь? Если вы даже своих военных, которыми тут кишит все не в силах контролировать?

— Ваш батюшка прав. Вы — то еще испытание.

— Я передам ему при встрече.

— Передайте еще и то, что я искренне надеюсь, что вы уродились такой не в вашу уважаемую матушку.

— Не волнуйтесь, я уродилась в отца. Именно поэтому он меня все время и упрекает моим характером. Как в зеркало смотрит. И злится ответной волне, — намекая на то, что и сам Амир не без характера, улыбнулась Калина.

Капитан сощурился уловов намек, и перед тем как двинуться прочь, шепнул:

— Сочувствую маме…

— Амир?

— Слушаю, сударыня? — тяжело вздохнув, капитан замер и оглянулся.

— А вы, почему тут бродите? Инспектируете меня лично?

— Безусловно. У меня ведь нет иных хлопот, — весьма почтительно ответил он. Но подтекст — насмешка, был очевиден.

— Как я погляжу вы только после полдника? Опрокинули еще триста пятьдесят?

— Четыреста. Знал, что нас ждет новая встреча… — И, натянуто улыбнувшись, капитан все-таки ушел.

Калина не успела осмотреть этаж до конца, чтобы свободно ориентироваться, когда ее нашел юный военный, переодетый в штатское.

— Вас ждут внизу.

Молодой бессмертный был довольно приятен лицом, если не сказать — мил до неприличного. Широко улыбнувшись и кивнув в знак приветствия, он внезапно спохватился. Вытянулся по стойке смирно и прокричал в форме рапорта:

— Прошу простить меня! Ваинаританум! Рад служить!.. Я приставлен к вам в качестве сопровождающего, на все время вашего присутствия во дворце!

— По чьему распоряжению?..

— Государя!

— Поняла, — поджав губы, кивнула женщина. — А это страшное слово, что вы произнесли, должно быть, ваше имя?

— Так точно, мадам!

— Мадмуазель… Тебя, кажется, забыли предупредить о конспирации? — улыбнулась Калина. Непосредственность этого бессмертного ее развеселила.

— Никак нет, предупредили! — скороговоркой рапортовал юноша.

— Ты уверен?

— Да! Государь сказал, нет нужды делать вид, что ты есть не тот, кто ты есть, солдат! Ягодка все равно раскусит! У нее ясные глаза и светлый ум! — вытягиваясь стрункой, отчитывался он так, что Калина глохла.

— Какая замечательная речь, солдат. Вы долго ее зубрили по просьбе государя? Должно быть, чтобы польстить мне? — хохотнула журналистка.

Юноша слегка зарумянился, скосив глаза на сторону. Поправил свой мундир без знаков отличия, тряхнул густой русой челкой и неловко признался:

— У меня отлична память. Я запоминаю все, что услышал, сразу. Когда делегация прибыла на первый пост города бессмертных, вы выглянули из окна и сказали: «По-видимому, они сосут не только кровь, но и деньги. Вот это размах!». Мне понравилось. Это вроде, похвала.

— Вот-вот, я вас хвалила, — Калина подавилась смешком. — А как вы меня услышали? Не отсюда же?

— Я был там, на посту, на дежурстве. Стоял сразу за дверью вашего транспортного средства. Они у вас смешные, мадмуазель Калина.

— Да, не ваши… А почему вы стояли на посту там, а не здесь?

— Наказан, проштрафился.

— За что?

Юноша стушевался и мялся какое-то время. Поглядывал на гостью прозрачными глазами и краснел, переминаясь с ноги на ногу.

— Ну же, Ваинанинани…как там тебя?.. — щелкала она пальцем, припоминая.

— Танум. Ваинаританум.

— Танум, так и запишем. Что ты такое вытворил? Люблю бунтарей…

Эта умышленная лесть понравилась юноше, как и взгляд, которым при этом в него стрельнула обаятельная чужачка. И солдат неловко признался:

— За недозволительную дерзость в адрес дамы. По приказу…

— Государя? — подсказала Калина.

— Нет, он шепнул мне, что и сам бы не прочь. Преемник наказал. Он скор на расправу, — тяжело, удрученно вздохнул юноша.

— Понимаю. А что ты сказал? И главное, про кого? Какая-то высокопоставленная куколка тебе приглянулась? — задорно подмигнула гостья.

— Государю как раз докладывали, что гости прибудут в положенный срок и в их числе все-таки будет дама. Ну, я и дерзнул шепотком… А преемник услышал. Всегда он все слышит, что я шепчу, — бурчал он обиженно. — И наказал.

— А что дерзнул, Танум?

— Вы только не… Черт, меня снова отправят в дозорные! — упал он духом.

— Не отправят, даю слово, что не выдам.

— Дерзнул сказать, что я бы ее… укусил. Вы только не подумайте ничего такого! Я не голоден! То есть, не за тем укусить! Честно-честно! Да и не туда, куда вы подумали! — тут же в ужасе стал оправдываться он. — Я за попу хотел, честное слово! Там же фото было в досье! Государь его смотрел, а я значит, за спиной стою и… тоже его вижу. А там такое!.. Ну, вот тут слегка прикрыто, — накрыв обеими ладонями свою грудь, сказал он, смешно выпучив глаза, — и тут позади, а вы еще как на грех задом повернулись! Ой-ей-ей! До добра не доведет такая одежда! У нас так дамы не ходят. Ни разу не видел. Нельзя. Ну и мы с государем сболтнули лишнего от переизбытка этого…