Устал рождаться и умирать - [185]

— Хай, Лань Кайфан! — ответила девочка.

И они вместе зашли в школу.

Я проводил взглядом умчавшийся лимузин, а у ноздрей струился запах Пан Канмэй. Этот запах, в котором преобладал дух свежераспиленной софоры, был известен мне и раньше, но теперь он смешивался с запахом новеньких юаней, ароматом французских духов, сверхмодной одежды и дорогих украшений. Я обернулся на узкий дворик школы Фэнхуан. Известная школа с серьёзными учителями, она походила на золотую клетку, в которой тесно сбились пичужки с красивым оперением. Выстроившись на спортплощадке, они наблюдали, как под звуки государственного гимна медленно поднимается красный стяг.

Я перебежал улицу, повернул на восток, потом на север, неспешно направляясь к площади перед железнодорожным вокзалом. Утром твоя жена бросила мне четыре блинчика с луком. Желая оправдать её расположение, я съел все четыре, и теперь они тяжело, как кирпич, давили на желудок. Меня учуяла венгерская борзая во дворике за ресторанчиком и гавкнула пару раз в знак почтения. Отвечать не хотелось. На душе в тот день было нерадостно. Было предчувствие, что он будет беспокойным и для людей, и для собак.

Получилось, что с твоей женой мы встретились ещё до того, как я добрался до её рабочего места. Я дал ей знать по-собачьи, что твой сын благополучно прибыл в школу. Она слезла с велосипеда:

— Четвёрочка, ты же всё замечаешь, он хочет оставить нас.

Сочувственно глядя на неё, я приблизился и повилял хвостом в утешение. Мне хоть и не нравится, как от неё пахнет прогорклым маслом, но она всё же моя хозяйка.

Держа велосипед, она уселась на поребрик и поманила меня. Я подчинился. Дорога рядом с акацией усеяна белыми лепестками. Из стоявшей неподалёку мусорной урны в виде панды несло какой-то дрянью. Сотрясая всё вокруг и изрыгая клубы чёрного дыма, мимо проезжали трёхколёсные тракторы с прицепами, гружёнными овощами, но на перекрёстке их останавливали дорожные полицейские. Движение такое беспорядочное, что вчера под колёсами погибли две собаки. Твоя жена погладила меня по носу:

— Четвёрочка, у него есть другая. От него пахнет женщиной. У тебя нюх куда лучше, ты наверняка тоже учуял. — Она достала из велосипедной корзинки стёртую добела чёрную кожаную сумочку, вынула листок бумаги, развернула и поднесла мне под нос два длинных волоса: — Вот, это её, нашла на одежде, которую он оставил дома. Помоги мне найти её, пёсик мой. — Она завернула волосы и встала, опершись на поребрик. — Помоги мне найти её, Четвёрочка. — Глаза влажные, но в них пылает огонь.

Я даже не колебался, это же моя обязанность. Вообще-то я и без волос знал, кого искать. И неторопливо побежал, ища линию этого запаха, похожего на запах лапши из зелёных бобов. Твоя жена следовала за мной на велосипеде. Из-за увечья ей легче было сохранять равновесие, когда она ехала быстро.

У входа в книжный магазин Синьхуа, я заколебался. Из-за прелестного запаха я симпатизировал Чуньмяо, но, глядя на раскачивающуюся из стороны в сторону фигуру твоей жены, всё же решился. Ведь я же собака, а собака должна быть преданной хозяину. И я пролаял пару раз у входа в магазин. Твоя жена толкнула дверь и впустила меня. Пролаяв пару раз перед Чуньмяо, которая в это время протирала влажной тряпкой прилавок, я понурил голову. Просто не мог смотреть ей в глаза.

— Не может быть, — глядя на меня, удивилась твоя жена. Я тихонько поскуливал. Подняв глаза на покрасневшее лицо Чуньмяо, она проговорила с болью, отчаянием, но и сомнением в голосе: — Разве может быть, чтобы это была ты? Почему ты?

Две другие продавщицы подозрительно поглядывали на нас. Одна, краснорожая, заорала, дохнув жуткой смесью соевого сыра и лука-порея:

— Чья собака, выведите её отсюда!

Другая, распространяя вокруг запах мази от геморроя, негромко проговорила:

— А ведь это собака начальника уезда Ланя, стало быть это его супруга…

Твоя жена с ненавистью уставилась на них, те спешно опустили головы, а она громко сказала Чуньмяо:

— Выйди на минутку, меня к тебе послала классная моего сына!

Открыв дверь, она сперва выпустила меня, а потом вышла сама. Не оборачиваясь, подошла к своему велосипеду, сняла замок и повела по обочине на восток. Я плёлся за ней. В магазине открылась дверь. Даже не поворачивая головы, я знал, что это Чуньмяо, потому что от напряжения её запах стал сильнее.

У магазина оптовой торговли острым соусом марки «хун» твоя жена остановилась. Я присел рядом лицом к огромному рекламному щиту. Подняв бутылку этого соуса, мне улыбалась во весь большой рот красногубая женщина. Улыбка абсолютно неестественная, поистине мучение и наслаждение после того, как его отведаешь. «Острый соус Хун: рецепт от предков. Полезен для здоровья, аромат редкий». Вспомнился ушедший бедолага мастиф, и душа исполнилась смутной печали. Твоя жена обеими руками ухватилась за ствол придорожного чинара, ноги у неё мелко дрожали. Подошедшая Чуньмяо нерешительно остановилась метрах в трёх от неё. Твоя жена стояла, уставившись на кору дерева, на землю. Я не спускал глаз с обеих: левым наблюдал за ней, правым за Чуньмяо.

— Когда мы пришли на фабрику, тебе было всего шесть лет, — начала твоя жена. — Мы старше тебя на целых двадцать лет, мы из разных поколений.