Услышанные молитвы - [23]

— Девочки завтра приезжают домой, не могу их дождаться. Пообедаем вчетвером. — У них не было родственников. Родители Алекса умерли давным-давно, а теперь не осталось никого и из ее семьи. — А ты что делаешь, Брэд? — Фейт радовалась, что слышит его голос.

Они не разговаривали несколько дней, а в последние месяцы она привыкла общаться со своим детским приятелем и очень дорожила этой возможностью. Фейт не могла поверить, что он на столько лет исчезал из ее жизни. Он дал ей хороший совет и вернул чувство уверенности в себе.

— Пэм закатывает грандиозный обед. — Его ответ прозвучал устало. Брэда измотали две недели процесса и дни вынесения вердикта, не говоря уже о часах подготовки. — Мне кажется, она пригласила тридцать или сорок человек. Не могу сказать точно — сам как-то отвлекся. Все люди с ее работы. Естественно, придет ее отец, мачеха и их дети, старинные друзья. Будет парочка таких, которых я ни разу не встречал, наверное, кто-то из ее комиссий и комитетов. Пэм любит собирать вокруг себя людей.

— А ты сам? — У Фейт был такой голос, от которого Брэд чувствовал умиротворение. Она была из тех людей, которые приносили мир и уют. В ней было нечто материнское и вместе с тем женственно-наивное, от чего она казалась моложе своих лет.

— Если честно, я лучше провел бы праздник с немногими людьми, которых по-настоящему люблю. Но Пэм почувствует себя обманутой, если не превратит это все в грандиозное событие. Такой уж она человек. Но с утра в любом случае придется пойти в контору — наверстывать то, что упустил, пока был поглощен процессом.

— На День благодарения? Неужели не можешь отдохнуть хотя бы уик-энд? У тебя усталый голос.

— Я в самом деле устал, — улыбнулся Брэд, — как собака. Но есть и другие ребята, которые на меня рассчитывают. Нельзя, чтобы праздники помешали их делам. Надо использовать время.

— А как мальчики? Приезжают?

— Слишком далеко. Джейсон и Дилан останутся в Замбии. Я не могу их за это осуждать. Если сумею, попытаюсь сам к ним выбраться в начале года. Это будет потрясающе! Им там очень нравится. Ты там не была?

— Я — нет. Алекс был. Несколько лет назад ездил с приятелями на сафари. Я хотела с ним поехать, но другие жены остались. И я поехала с девочками на Бермуды.

— Там будет поцивилизованнее, — улыбнулся Брэд. — Как ты собираешься справлять День благодарения? — спросил он и зевнул.

Нет, Фейт ему не наскучила, просто после процесса он чувствовал огромный нервный спад и желал только одного — попасть домой, принять душ и заползти в кровать. Но решил сначала позвонить Фейт и похвастаться успехами. Странно, но все эти дни он тревожился за нее, если раз в пару дней они не перезванивались или не обменивались электронными сообщениями.

— Мы обычно обедаем примерно в три. Несуразное время, но девочкам нравится. Тогда в пять или в шесть можно пойти в кино или погулять с друзьями. А ты?

— Обед в семь. Мы едим около восьми. Я тебе позвоню, прежде чем уходить из конторы. Ты уже, наверное, успеешь насладиться праздником, а я только поплетусь домой встречаться с друзьями Пэм. — Брэд говорил так, словно был посторонним в собственном доме. — Кстати, как дела с учебой? — Фейт несколько раз ему писала, и Брэду показалось, что у нее все в порядке.

— Прекрасно, но чертовски боюсь. Никогда так не напрягалась.

После того как Алекс уходил, она занималась дома.

— Я тобой горжусь, Фред, — с уважением сказал он.

Через несколько минут они повесили трубки. Фейт зашла в комнаты к дочерям и поставила в вазы свежие цветы — она хотела, чтобы к их возвращению домой все было как следует. И, переполненная счастьем, вернулась к себе. Начала что-то говорить Алексу, но заметила, что он заснул с книгой в руке. Фейт осторожно переложила ее на прикроватный столик и выключила свет. Муж выглядел спокойным, и Фейт даже удивилась, отчего иногда он ведет себя настолько жестко с ней и с дочерьми. А потом внезапно вспомнила о Чарльзе Армстронге. В каком-то смысле Алекс вел себя так же, как и он. Не строил грандиозных надежд по поводу своих детей, но хотел, чтобы они старались, приносили хорошие отметки и добивались успеха. Именно этого требовал Чарльз от Джека, когда тот был еще совсем юным. Но от нее он требовал гораздо меньше, потому что Фейт была «всего лишь» девчонкой. У Алекса были такие же старомодные взгляды, и хотя у него родились дочери, а не сыновья, он ожидал от них так же много, как если бы они были сыновьями. Но он вел себя во многом так же, как Чарльз с матерью Фейт: делал вид, что временами ее вовсе не существовало, будто женщина не способна понять его дел. В детстве эта мягкая форма недооценки очень задевала Фейт. Она огорчалась, что мать позволяла Чарльзу так обращаться с собой. Но теперь поняла, что поступает точно так же, разрешая Алексу себя принижать, критиковать, третировать, не обращать внимания. Не позволить поступить на учебу — так бы поступила ее мать. И теперь, ложась рядом с тихонько похрапывающим мужем, Фейт поклялась, что будет вести себя по-другому. События постепенно начинали принимать иной оборот.

Фейт невольно задумалась: неужели она вышла замуж за Алекса, потому что он был похож на Чарльза? Слишком уж казались знакомыми его молчание и отстраненность, хотя на первых порах эти качества не так бросались в глаза. Значит, что-то в нем отвечало ее потребностям. Теперь ее пугало, что вопреки желанию она превращалась в собственную мать. Разница заключалась в том, что мать ныла, жаловалась, ожесточалась, подолгу переживала. Вот уж чего Фейт не хотела бы для себя. Мать пасовала перед напором мужа. И Фейт не хотела такой же судьбы для своих дочерей — пусть будут гордыми, цельными и самостоятельными. Но битва шла не только за них, но и за нее тоже. Битва, в которой Алекс не желал ей победы — молчаливая война, длившаяся долгие годы. Недаром Зоя окрестила отца человеком-ледышкой. Самое печальное заключалось в том, что Алекс не был холоден — Фейт знала, что где-то в глубине его существа таилась теплота — качество, которое она так любила в начале их брака. Но со временем эту теплоту все больше скрывали наслоения льда. И теперь Фейт не могла до нее докопаться, разве что изредка замечала слабый отсвет.