Услышь голос сердца - [73]

Потом Эванджелина заставила себя приняться за работу натянула холсты на подрамники, добавила несколько штрихов к почти законченному портрету Эллиота. Его можно было бы закончить несколько недель назад, но ей не хотелось с ним расставаться. Так прошел час. Потом начали постепенно просыпаться и спускаться к завтраку обитатели дома. Затем к ней вошла Николетта и, пожелав доброго утра, распахнула двери в сад и вышла на освещенную солнцем террасу, оставив двери, по просьбе Эванджелины, открытыми. Как всегда после бури, утро было великолепным.

Вскоре появились Эллиот с Майклом, и, как только Майкл чем-то отвлекся, Эллиот тайком поцеловал ее в лоб и тихо спросил:

— Надеюсь, тебе спалось хорошо, Эви? — Его озорная понимающая улыбка согрела ее сердце сильнее, чем утреннее солнце.

— Да, мистер Робертс, спасибо, — ответила она как ни в чем не бывало, когда к ним снова подошел Майкл. — Надеюсь, вы тоже хорошо спали?

Ответив, что он спал чрезвычайно хорошо, Эллиот с энтузиазмом присоединился к детям, решившим вместе разобрать костюмы для предполагаемой постановки шекспировской пьесы. Эванджелина наблюдала за ними с некоторым разочарованием, потому что ей хотелось бы в это особое утро побыть с Эллиотом. Но Майклу было с ним хорошо, а это важнее всего. До знакомства с Эллиотом Робертсом Эванджелина считала всех английских джентльменов из аристократического общества недалекими, тщеславными и в большинстве своем распущенными людьми. Но Эллиот был совсем не такой, поэтому она чувствовала себя немного виноватой из-за того, что красила, так сказать, всех английских мужчин одной краской.

Эванджелина продолжала работать, а дети, как всегда задавали самые невероятные вопросы, входили и выходили из студии, таскали туда-сюда какие-то книги и загадочные коробки, и в целом все шло как обычно. В половине двенадцатого Эванджелине показалось, что на дорожке у парадного входа заскрипели колеса подъехавшего экипажа, но она знала, что Болтон, прежде чем допустить в дом незнакомых посетителей, подвергал их тщательному допросу и всегда официально докладывал об их приходе.

Кроме нее и Уинни, уклонившейся от участия в постановке пьесы, все население дома находилось на нижней террасе, где, очевидно, шла репетиция спектакля и откуда время от времени доносились взрывы веселого смеха.

Эванджелина очень удивилась, услышав возбужденные голоса в коридоре перед входом в студию. Можно было различить протестующий голос Уинни и резкий, хорошо поставленный, властный голос, который произнес:

— Будьте уверены, мисс Стоун примет нас, миссис Уэйден, или ей придется встретиться с моими адвокатами. А этого, я надеюсь, никто из нас не хочет.

Дверь распахнулась, и ошеломленная Эванджелина увидела на пороге пожилую даму, которая стояла, гордо вытянувшись в струнку. Она обвела комнату холодным, оценивающим взглядом, и Эванджелине вдруг пришло в голову, что так, наверное, выглядел Завоеватель перед тем, как высадиться на берега Англии.

Высокая стройная дама была в элегантном черном дорожном костюме, который великолепно оттенял ее безупречно причесанные седые волосы. На вид ей было за шестьдесят, но ее холодная красота была из тех, что практически не увядает с годами. Слева от леди стояла расстроенная Уинни, а за ее спиной — красивая черноволосая женщина в темно-сером шелковом платье, которая держала под руку немолодого джентльмена. С трудом подавив чувство отвращения, Эванджелина поднялась со своего места.

— Извините за вторжение, мисс Стоун, — сказала Уинни, хотя столь официальный тон у них никогда не был в обиходе. — Позвольте представить Гонорию Стоун, вдовствующую графиню Трент.

Эванджелина элегантно присела в реверансе.

— Чему я обязана этим неожиданным удовольствием, миледи?

— Я приехала по делу, мисс Стоун, — заявила вдова. — Позвольте представить вам вашего дядю лорда Трента и его супругу леди Трент.

Эванджелина окинула джентльмена оценивающим взглядом, с некоторым удовлетворением заметив, что он явно побледнел и поежился.

— Дядюшку я уже знаю, миледи, — сказала она холодно, кивком указав на него, — а вот с тетушкой, хотя и с большим опозданием, рада познакомиться.

— У вас иностранный акцент, — неожиданно заявила вдовствующая графиня.

Эванджелина с трудом подавила усмешку.

— Это зависит от того, что считать иностранным, миледи. Мой фламандский, уверяю вас, безупречен. Не желаете ли продолжить беседу на фламандском?

— Какая дерзость! Однако этого я и ожидала, — фыркнула вдовствующая графиня. — Не предложите ли нам сесть?

Эванджелина указала на диван:

— Садитесь, пожалуйста. Не угодно ли кофе?

Лорд и леди Трент пробормотали что-то невнятное, похожее на отказ, и уселись на диване по обе стороны от вдовствующей графини, словно королевские телохранители. Новоиспеченный граф Трент выглядел чуть ли не старше своей мачехи, тогда как младшей леди Трент было около тридцати пяти лет и она была очень похожа на графиню, что было неудивительно, потому что она приходилась ей также родной племянницей.

Когда умерла бездетной первая жена ее пасынка, необходимо было найти новую невесту. Гонории требовалось, чтобы невеста была послушной, могла рожать детей и имела отличную родословную. Всем этим требования как нельзя лучше отвечала ее семнадцатилетняя племянница, которая начала выезжать в свет, как только истек минимальный срок траура. В старинном родовом гнезде Трентов появилась новая молодая хозяйка.