Условный переход (Дело интуиционистов) - [6]

– Сами-то где живете? – возмутилась она. – В каких хоромах?

– В термитнике.

– То-то же…

На Фаон Лия прибыла двадцать второго ноября. Устроившись на работу и найдя временное («дай Бог!») жилье, она вспомнила («Никогда не забывала!!») о Человеке с Гвоздем и позвонила по потерянному номеру. Случилось это третьего декабря по синхронизированному календарю. Неприятный голос посоветовал ей оставить сообщение. Лия советом не воспользовалась. Восьмого декабря Лия снова набирает тот номер и оставляет на автоответчике номер домашнего видеофона. Двенадцать дней она тщетно ждет звонка. Затем обращается к нам. Сегодня у нас двадцать первое декабря, скоро Рождество и Новый год, и какими еще делами мне заниматься, как не чужими и романтическими…

– В праздники расследование, наверное, дороже стоит, – осторожно заметила Лия.

– Пока не берите в голову, – сказал я, пробегая глазами записанную информацию.

– А вообще вы дорого берете? – И ее рука потянулась к сумочке, словно Лия собиралась проверить, хватит ли у нее наличных, чтобы расплатиться со мной.

– Мы, – я гордо вскинул голову, – работаем, как приемное отделение в госпитале имени Полинга: раз уж попали к нам, то лечим несмотря ни на что, даже на протесты самих больных и их родственников. Потом с каждым выздоравливающим разбираемся отдельно. За тех, у кого есть страховка, платит страховая компания. Тот, у кого страховки нет, но есть наличные – платит наличными. А у кого нет ни того, ни другого… в общем, как-нибудь выкручиваемся…

– Хорошо, – вымолвила она и достала из сумочки шоколадку. Я чуть было не прослезился от умиления.

– Вы сказали, что незнакомец говорил с акцентом. Не с фаонским случайно?

– Похоже, – кивнула она, – но точно не могу сказать. Угощайтесь…

Угощение она предложила раньше времени: шоколадка не ломалась, как Лия не старалась. Я, разумеется, не мог не предложить ей свою помощь. Я зажал шоколадку между средним, указательным и безымянным пальцами левой руки, и сломал ее, вывихнув при этом все три пальца. Вернул Лии обе половинки, оставшиеся внутри неповрежденной упаковки.

– А вы? – спросила она.

– Зубы берегу.

– Зачем тогда ломали?

Я предпочел не отвечать. Вместо этого попросил уточнить, как выглядел ЧГ:

– Что он был красавец, каких мало, это я уяснил. Еще что-нибудь можете сообщить?

– Нет, – отрезала она. – Но могу показать.

Я ожидал всего чего угодно, но не карандашного наброска на плотном листе формата А-4. С листа куда-то мимо меня смотрел кудрявый мужчина с вытянутым, заостренным книзу лицом, с усами и бородкой, не соответствовавшими современной моде. Впрочем, если верить Яне, о моде я не имею ни малейшего представления. Глаза были большими, темными и широко посаженными. Нос крупный, с горбинкой – или Лия тут изобразила тень. На портрете Человеку с Гвоздем было года тридцать три, но, зная, как это обычно бывает с портретами, я для верности накинул ему еще пять лет.

– Когда вы успели его…

– По памяти, – опережая вопрос, ответила Лия. – Я всегда рисую по памяти.

– Почему?

– Для меня важен не образ, а тот след, который он оставил в моей памяти – рисунок, а не срисунок . Я переношу память на бумагу, вы понимаете?

– Понимаю. Я могу это взять?

Лия замялась. Я не стал ее мучить.

– Ладно, пересниму. Все равно потом множить и рассылать по больницам и моргам.

– Не надо так шутить, – произнесла она столь жалостливо, что я поспешил уточнить:

– Вдруг он там работает.

Я переснял портрет камерой комлога. За одно уж заснял Лию и обстановку в комнате.

– Зачем вам это? – поинтересовалась она.

Я постеснялся говорить, что иногда потом приходится разыскивать клиента.

– Вместо шоколадки… И последнее, уважаемая Лия, это гвоздь. Я хочу быть уверен, что под гвоздем мы понимаем одно и тоже. Термитниками, я слышал, на Земле называют такие кучки из глины, где живут, как их… изоптеры…

– Сами вы изоптера, – рассмеялась она, – сейчас, секундочку…

Она разворошила одну из коробок. Под альбомами, которые она сначала хотела дать мне подержать, но потом, передумав, отложила в стороне от меня на диване, лежал бумажный сверток. Она долго его разворачивала, и я подумал, что сейчас выяснится, что гвоздь украден. Но он был на месте – двухсотмиллиметровый, с насечкой на шляпке и грубо ограненным острием.

– Вот вам, – сказала она. – Снимите его на видео.

– Нет уж. Эту штуковину я должен показать коллегам, иначе они мне не поверят.

Они расставались с большой неохотой: сперва она все не решалась выпустить его из рук, потом уже сам гвоздь зацепился заусенцем за ее мизинец.

– Поцарапались?

– Ерунда, – она облизала мизинец. – Вы его вернете?

– Если мы найдем ЧГ и если при нем будет гвоздь, можно, я этот оставлю на память?

– Но только в этом случае, – согласилась она с моим условием.

Уходя, я посоветовал ей обзавестись комлогом или хотя бы БК – браслетом-коммуникатором.

3

Для старого педанта Хью Ларсона не существует несерьезных заданий. Вообще-то эксперту нет и пятидесяти, однако стаж педанта идет у него с детского сада, поэтому это прозвище вполне оправдано. Дело Человека с Гвоздем показалось Ларсону подходящим для иллюстрации научного метода ведения расследований.