Ушедший в бездну - [27]

Дверь открылась, тихо скрипнув, но этот звук показался Конраду громом небесным — вошёл Герхард.

В те несколько мгновений, пока барон подходил к кровати, сердце его сына едва не разорвалось от ужаса. Конрад закрыл глаза и съёжился, затаив дыхание. Он напоминал пойманного в ловушку зверька, к которому приближается охотник.

Бросив беспокойный взгляд на своего пациента, врач встал и поклонился владельцу замка.

Герхард предпочитал не размышлять о том, виновен ли Конрад в смерти Бертрана. Ужас, пережитый в часовне, сломил барона Норденфельда. Он был готов смириться с тем, что душа Конрада останется во власти дьявола, только бы мальчик выжил. С запоздалым раскаянием Герхард думал о покойной Августе. Она бы не потерпела такого обращения со своим ребёнком. За время вынужденного поста Конрад сильно изменился. Нежный румянец, доставшийся ему от матери, угас. Волосы казались уже не золотистыми, а пепельно-серыми.

Постояв у постели сына, барон ушёл.

Конраду хотелось немедленно поговорить с Дингером, но при Фрице и враче это было невозможно. Солдат заглянул к нему сам справиться о его здоровье и позволил себе неслыханную вольность — своей заскорузлой ладонью, привычной к древку пики и рукояти меча, грубовато потрепал мальчика по щеке.

— Ничего, ваша светлость, вы скоро забудете эти дни.

Фриц гневно набросился на Дингера:

— Как ты смеешь, мужлан?!

Солдат усмехнулся и, не удостоив его ответа, вышел.

Конрад с неприязнью глянул на старого слугу.

— Знаешь, Фриц, когда я стану хозяином замка, я прикажу заточить тебя в подземелье, и до конца своих дней тебе придётся разговаривать только с мышами и крысами.

Слуга побледнел.

— Как вам будет угодно, ваша светлость.

Конрад презрительно отвернулся, досадуя, что не может осуществить эту угрозу немедленно.

В полдень ему подали обед — более скромный, чем обычно, но уже не постный. Несмотря на недовольство врача, Конрад съел всё, до последней крошки.

После обеда, изнывая от скуки, он вышел на балкон и достал нож, спрятанный накануне в щели между балясинами, куда могла проникнуть лишь тонкая детская рука.

Тёплый ветерок шевелил на ближайшей башне флюгер, сделанный в виде дракона.

С грустью поглядывая на зелень парка, синеву неба и тёмную гладь пруда, Конрад чувствовал себя узником, лишённым всякой надежды обрести свободу. Наверное, в монастыре ему было бы так же тоскливо…

Он подумал о Микулаше и Лизи. С ними ему не приходилось скучать. Он помнил, как Бертран хвастался, что когда-то Фриц рассказывал ему на ночь страшные истории о ведьмах и чертях. Это было давно. С тех пор Фриц постарел и, очевидно, утратил дар рассказчика, зато стал отличным шпионом и доносчиком.

Иное дело врач. Чувство собственного достоинства не позволяло ему унизиться до роли бездушного тюремщика. Конраду нравились его живые чёрные глаза, мягкий голос, австрийский акцент и невиданный в Норденфельде французский парик с пышными локонами. Но врач ушёл, убедившись в том, что его пациент вне опасности, и Конрад остался наедине со старым толстым слугой.

Фриц не сидел без дела. Он расхаживал по спальне, придирчиво оглядывая её, поправлял драпировки на стенах, складки полога кровати, занавесы на окнах. С балкона Конраду было видно, как он взял со стола Библию, пролистал и положил на прежнее место.

Что-то лёгкое выскользнуло из-под скатерти и упало на пол. Фриц испуганно охнул: перед ним лежала соломенная кукла. Такие фигурки мастерил Дингер, но кто и с какой целью принёс одну из них в комнату наследника и спрятал под тяжёлыми складками скатерти? Возможно, кукла была заговорена. Фриц боялся к ней прикоснуться. Что делать: поднять шум, позвать на помощь? Но, узнав, что разоблачён, Дингер мог убить и мальчика, и его слугу.

В проёме балконной двери появился Конрад. Фриц кинулся к нему, намереваясь вытолкнуть его обратно на балкон.

— Ваша светлость, ради Бога, не приближайтесь…

Конрад резко выбросил вперёд правую руку. Он метнул нож снизу вверх, как учил его Микулаш, когда они упражнялись в парке, бросая самодельные ножики в засохшее дерево. Это развлечение нравилось обоим, но Конрад вкладывал в него свою злость и обиду, представляя, что убивает отца, и, вероятно, потому чаще попадал в цель.

Однако в этот раз не ненависть, а страх направил его руку: он понял, почему соломенная фигурка испугала Фрица, и не стал мешкать. Короткое лезвие вонзилось слуге в горло. Неслыханный жуткий звук — хрип раненого — парализовал Конрада. Губы Фрица покрылись кровавой пеной. Он стоял, пошатываясь, с изумлением и ужасом глядя на замершего мальчишку. Ноги Конрада свело судорогой. Чувствуя, что теряет сознание, он ухватился за дверной косяк и бессильно сполз на пол. Окутанный темнотой, он не видел, как в комнату вошёл Дингер, ударом под колени сбил Фрица с ног и наступил ему на горло, глубже вгоняя нож.

Убедившись, что слуга мёртв, старый убийца аккуратно вытер испачканный кровью башмак о его рубаху, поднял куклу, спрятал за пазуху и наклонился над Конрадом. Мальчик сидел, привалившись к открытой на балкон двери. Дингер грубо тряхнул его за плечи.

— Ну-ка, ваша светлость, вернитесь на грешную землю, для обморока время неподходящее.