Усадьба Грилла - [40]

Шрифт
Интервал

Его преподобие глянул искоса на мисс Грилл, желая проверить, как отнеслась она к этим словам. Он считал, что, будь ей не в шутку нужен лорд Сом, ее должна бы кольнуть ревность; но ничуть не бывало. Она сказала просто:

- Совершено согласна с вами, отец Опимиан, я тоже вижу сродство, ведь у обоих, ко всему, много забавных причуд.

Однако же замечание отца Опимиана открыло ей то, о чем сама она не догадывалась; пыл, с каким прежде лорд Сом за нею ухаживал, сменился простой почтительностью. Она привыкла сиять “главным светилом на всяком небосклоне” {177} и едва поверила, что ее хоть ненадолго мог кто-то затмить. Первый ее порыв был уступить его сиятельство юной подруге. Однако внешнее впечатление могло быть обманчиво. Что, если просто холодность ее заставила лорда изменить поведение, тогда как сердце его неизменно? Да и в самой мисс Найфет ничто не выдавало особенной склонности к лорду. Мисс Грилл не была кокетка; но мысль о том, что она утратила прежде неоспоримое свое первенство, ее мучила. С самого начала она чувствовала, что есть лишь одна причина, ради которой следовало бы решительно отвергнуть лорда Сома. Но Роланд ее yе стал добывать золотой локон. Быть может, и никогда не станет. Казалось бы. Уже решившись, он вдруг исчез и вот пока не воротился. Он снова окован семикратной цепью, привычной ему с ранних дней. Она сама тоже едва не упустила, если уже не упустила, своего случая. Как бы не пришлось ей потом всю жизнь казниться, что ради обманной надежды она безвозвратно спугнула надежду верную! Чем больше раздумывала она о такой жертве, тем больше вырастала она в ее глазах. Сомненье, кажется, отравило мысли ее о мистере Принсе и направило их в сторону лорда Сома; но вот оно легло и на эту чашу весов, и весы уравновесились. Разумеется, он будет совершенно свободен, если и впрямь ему это нужно; тут уж дело решит ее гордость; но надобно подождать более убедительных доказательств, нежели метафорические построения его преподобия, основанные на мифологическом сюжете.

Вечером, когда все, всяк по-своему, приятно проводили время в гостиной, мистер Мак-Мусс положил перед отцом Опимианом какой-то рисунок и спросил:

- Что, по-вашему, здесь изображено?

Преподобный отец Опимиан:

_ Бесформенный кусок невесть чего.

Мистер Мак-Мусс:

- Нет, не бесформенный. Это кремневое образование весьма любопытного свойства.

Преподобный отец Опимиан:

- Весьма любопытно, согласен. И кому бы только могло прийти в голову изобразить такой безобразный кремень? Тут кроется, верно, загадка; тайна столь же неразрешимая, на мой взгляд, как Aelia aelia Crispis {Загадка эта послужила поводом ко многим ученым изысканиям. Читатель, незнакомый с нею, найдет необходимые сведения в статье “Aenigma” [загадка, тайна (лат.)] в Encyclopaedia Britannica, равно как и, полагаю, во всякой другой энциклопедии. (Примеч. автора).}.

Мистер Мак-Мусс далее показал рисунок лорду Сому, затем и прочим, у каждого допытываясь его мнения. Одна юная особа предположила, что это окаменелость допотопной ракушки. Лорд Сом возразил, что окаменелости часто кремнисты, но редко они - чистый кремень; в данном же случае это именно так; нет, ему лично виделась здесь голова осла; однако никоим образом не могла она превратиться в кремень.

Когда все догадки истощились, мистер Мак-Мусс сказал:

- Это нечто, называемое кельтом. Ослиная голова, в самом деле, сродни предмету. Artium Societatis Syndicus Et Socii {Синдик и члены общества искусства (лат.).} решили, что это военное оружие, изготовленное, по-видимому, руками человеческими. Нашли ЭТУ вещь и множество сходных с нею среди костей мамонта и других вымерших животных, и она считается доказательством того, что люди и мамонты жили в одно время.

Преподобный отец Опимиан:

- Военное оружие? А ручка была? И где же тогда дырка для ручки?

Мистер Мак-Мусс:

- Дырки нет как будто.

Преподобный отец Опимиан:

- Кремни, кремни и больше никаких следов человека среди костей мамонта?

Мистер Мак-Мусс:

- Решительно никаких.

Преподобный отец Опимиан:

- И что же, полагает Artium Societatis Syndicus Et Socii, сталось с людьми, изготовившими эти высокие образцы первобытного искусства?

Мистер Мак-Мусс:

- Эти умело обточенные камни, полагают ученые, доказывают, что человечество куда древнее, чем считалось ранее; отсутствие же каких бы то ни было прочих следов их не смущает нимало.

Преподобный отец Опимиан:

- Ха-ха-ха! Это почище “Слона на луне” {Смотри поэму Батлера под этим названием в его “Разном”. (Примеч. автора).} {179}, который оказался мышкой в телескопе! Но я могу подсказать им, что сталось с первобытными воинами. Будучи происхождения эфирного, они испарились.


1. ГЛАВА XXII


СЕМЕРО ПРОТИВ ФИВ.

РАЗМЫШЛЕНИЕ О РОЖДЕСТВЕ


И в высоких горах,

Средь бурных валов,

И в горячих ключах,

Средь могильных сняв,

Глубоко под землей,

Средь подземных вод,

Над отвесной скалой

Путь любовь найдет {180}.


Песенка из “Памятников” Перси


Гарри Плющ вызвался быть Меркурием мистера Принса, когда тот покидал Башню, и передавать ему записочки от сестер и все, что они ни попросят, передать на словах. Лошаденка его, выносливая, хоть и не слишком пригожая, трусила славной рысцой, и Гарри успевал за день обернуться туда и обратно, вдобавок побаловав и ее и себя приятным отдыхом и пищей. Нахваливая вместе с другими эль и мясо в людской, он узнал и кое-какие домашние новости и кое-что про гостей. Он узнал, что тут много молодых людей и все увиваются за молодой хозяйкой; а она отличает двоих: один - это который живет в Княжей Прихоти, этот, как видно, ей больше нравится, а другой - молодой лорд, душа общества, да только, видно, он-то сам занялся другой барышней, которая скакнула в воду, чуть не утопла, а его вытащила, не то бы он утонул. История от передачи из уст в уста не теряла красок. Гарри, выведя из нее именно то заключение, какое было ему особенно приятно, решился предпринять некоторые шаги в интересах собственного сватовства, заручился поддержкой союзников, и все вместе они отправились в поход, как Семеро против Фив {181}.


Еще от автора Томас Лав Пикок
Аббатство кошмаров

Повесть Томаса Лава Пикока "Аббатство кошмаров" — пародия на готический роман, являющаяся сатирой на характерные для того времени пессимизм, байронизм и трансцендентализм.В ней, с подлинно английским юмором, изображён круг Шелли, Байрона и Колриджа (к которому принадлежал и сам Пикок), и пародируются не только готический роман, но и манеры и произведения большинства прототипов действующих лиц.Действие происходит в Кошмарском аббатстве, на самом деле воспроизведена атмосфера общества Шелли в Марло, где неподалёку от его дома жил и сам Пикок.


Рекомендуем почитать
В горах Ештеда

Книга Каролины Светлой, выдающейся чешской писательницы, классика чешской литературы XIX века, выходит на русском языке впервые. Сюжеты ее произведений чаще всего драматичны. Герои оказываются в сложнейших, порою трагических жизненных обстоятельствах. Место действия романов и рассказов, включенных в книгу, — Ештед, живописный край на северо-западе Чехии.


Цветы ядовитые

И. С. Лукаш (1892–1940) известен как видный прозаик эмиграции, автор исторических и биографических романов и рассказов. Менее известно то, что Лукаш начинал свою литературную карьеру как эгофутурист, создатель миниатюр и стихотворений в прозе, насыщенных фантастическими и макабрическими образами вампиров, зловещих старух, оживающих мертвецов, рушащихся городов будущего, смерти и тления. В настоящей книге впервые собраны произведения эгофутуристического периода творчества И. Лукаша, включая полностью воспроизведенный сборник «Цветы ядовитые» (1910).


Идиллии

Книга «Идиллии» классика болгарской литературы Петко Ю. Тодорова (1879—1916), впервые переведенная на русский язык, представляет собой сборник поэтических новелл, в значительной части построенных на мотивах народных песен и преданий.


Мой дядя — чиновник

Действие романа известного кубинского писателя конца XIX века Рамона Месы происходит в 1880-е годы — в период борьбы за превращение Кубы из испанской колонии в независимую демократическую республику.


Геммалия

«В одном обществе, где только что прочли „Вампира“ лорда Байрона, заспорили, может ли существо женского пола, столь же чудовищное, как лорд Рутвен, быть наделено всем очарованием красоты. Так родилась книга, которая была завершена в течение нескольких осенних вечеров…» Впервые на русском языке — перевод редчайшей анонимной повести «Геммалия», вышедшей в Париже в 1825 г.


Кокосовое молоко

Франсиско Эррера Веладо рассказывает о Сальвадоре 20-х годов, о тех днях, когда в стране еще не наступило «черное тридцатилетие» военно-фашистских диктатур. Рассказы старого поэта и прозаика подкупают пронизывающей их любовью к простому человеку, удивительно тонким юмором, непринужденностью изложения. В жанровых картинках, написанных явно с натуры и насыщенных подлинной народностью, видный сальвадорский писатель сумел красочно передать своеобразие жизни и быта своих соотечественников. Ю. Дашкевич.