Шазим же понял, как обстояло дело: Айла стала защитницей матери и ее компаньонкой, заботилась о той, словно львица о своем детеныше, создала несчастной женщине уют и покой, приняв на себя роль старшей, когда пришел час.
– Я любила коттедж, – задумчиво произнесла девушка. – Хоть и небольшой, но все же это был наш дом. Мама создала там уют. Поэтому, когда мы переехали, я, как могла, позаботилась о том, чтобы нам и в комнате было комфортно. Мы были бедны, но, вот странно, не нуждались. Не помню, чтобы мне очень уж чего-то не хватало. Нам было тепло и хорошо.
– Но вы скучали по прежнему дому, – полуутвердительно сказал Шазим, когда Айла умолкла.
– Конечно, ничто не сравнится с коттеджем, – призналась она. – Я родилась там и прожила в тех стенах всю жизнь. Никогда мне в голову не приходило, что наступит тот день, когда я не смогу назвать этот дом своим.
– Так и должно было быть, – возразил шейх. – Не могу поверить, что вас лишили права на жилье после стольких лет.
– Мы не могли себе позволить такую высокую арендную плату, и леди Анконнер дала мне понять, что нет работы – нет и дома.
– Когда она сказала вам это?
– После того, как маму в первый раз положили в больницу. Я-то ничего не поняла и даже обрадовалась – хотя и не ожидала увидеть леди у себя на пороге. Она не славилась своей добротой, но я подумала, что мама придет в восторг, узнав, что ее навестила хозяйка.
– И как все вышло?
– Мама была счастлива, что в замке о ней помнят, и не хотела слышать ни слова против хозяев – даже когда леди Анконнер объяснила, что если мама не может больше готовить, придется нанять другую прислугу, и коттедж понадобится им.
Шазим был потрясен.
– Так она выставила вас на улицу, зная, что ваша мать больна?
– Это было чистым расчетом – по крайней мере, так сказала леди Анконнер. А мама согласилась. Она говорила, что таков был порядок в замке испокон веков.
– И эта так называемая леди не могла поменять правила ради больной женщины, отдавшей всю свою жизнь работе в замке?
– Леди Анконнер не хотела ничего менять – да и не могла. Все эти пикантные истории, что вы слышали про их вечеринки, правда. Так что им просто необходима была прислуга.
Могли бы освободить какой-нибудь неиспользуемый чердак для новой прислуги, оставив умирающую женщину в ее доме – единственном приюте на всем свете, подумал Шазим, но промолчал. Что толку произносить гневные речи, они лишь расстроят девушку.
– Слышал, что Анконнеры потеряли свое состояние, – сменил он тему.
Айла неопределенно пожала плечами и сказала:
– Мне как-то некогда было следить за перипетиями их судьбы.
Шазим не поверил в это, и к тому же в голосе девушки прозвучала такая боль, словно рассказанная история произошла буквально на днях. Он не мог понять, как можно было так бессердечно обойтись с больной женщиной. Эта Анконнер, должно быть, гордится своим благородным происхождением, но поистине она не имеет никакого права называться леди.
– Вы, я знаю, выросли в интернате для королевских детей, – напомнила Айла, отвлекая его от грустных мыслей. – Наверное, было нелегко вдалеке от родителей.
– У меня были братья и сестры, – отозвался Шазим. – А старший брат заменил мне отца.
– А сейчас? – осторожно спросила Айла, понимая, что вступает на опасную территорию.
Шазим не ответил и поспешил сменить тему. Посмотрев на толпу людей и празднично украшенные палатки, он произнес:
– Для меня всегда было радостью общаться с народом.
– Вы часто чувствуете себя одиноким, Шазим?
Мужчина рассмеялся и покачал головой.
– Приходится оставаться наедине с собой, чтобы разбираться с расписанием работы, отчетами, чертежами архитекторов, – признался он.
– Ну, кому-то нужно это делать.
– Не пытаетесь ли вы меня оправдать, мисс Синклэр? – прошептал шейх на ухо своей спутнице и почувствовал, как она задрожала. Это ему понравилось. Никогда ни с кем его не связывало такое чувство близости, и он был благодарен Айле за ее интерес и откровенный намек на то, что он слишком много времени уделяет работе, рискуя потерять себя.
– Шазим? – произнесла вдруг девушка, чувствуя, что собеседник задумался.
– Расскажите мне что-нибудь еще о себе, – попросил шейх, желая не концентрировать внимание на своей судьбе.
Что она могла рассказать ему, подумала с грустью Айла, закрыв глаза. Ей не хотелось вспоминать унижения, запрет на вход в замок, где работала мама и откуда ее гоняли, точно бродяжку. Даже через заднюю дверь вход был закрыт. И уж совершенно точно не хотелось возвращаться в тот момент, когда она потеряла доверие к мужчинам.
– Благодаря маме у меня было прекрасное детство, – сумела лишь ответить Айла, заставляя себя не думать о неприятных фактах. – Мы со всем справились.
Разумеется, это была ложь, но разве был смысл сейчас говорить о плохом? Маме этим не поможешь.
– Я слышал, что замок выставили на торги, – сказал Шазим, казалось бы, равнодушно, но Айла насторожилась.
– Надеюсь, вы не собираетесь покупать его. Это несчастливое место.
– Если я и куплю участок, замок я смету с лица земли, – угрюмо заверил ее шейх. – Мой мир здесь, в Акаби, с моим народом и проектами. – Помолчав несколько минут, он сказал: – Вы проделали большой путь, Айла, и многого добились.
