Уроки любви - [41]

Но Хаскем, широко перешагивая через рассевшихся в проходе, уже подходил к ним сам.

* * *

При ближайшем рассмотрении лицо Хью Хаскема, даже несмотря на не покидавшее его выражение брезгливого высокомерия, тем не менее можно было назвать красивым: тонкий нос, высокий выпуклый лоб со впадинами на висках и классически-тяжелый английский подбородок. Только глядевшие презрительно серо-голубые глаза были, пожалуй, уж слишком бледны и прозрачны. От него шел терпкий запах туалетной воды «Дайвотс», по которой сходила в это лето с ума вся мужская – да втайне и женская – половина Оксфорда.

– Мое почтение, мисс. Добрый день, Джиневра. Прошу прощения за вторжение, но у меня есть для тебя хорошая новость: сегодня утром привезли новых лошадей из Шепшеда. Если хочешь, то сегодня в семь тридцать на Порт-Мидоу мы будем их опробовать.

Лицо Джиневры еще сильнее посмуглело от такой чести, и Джанет, может быть впервые в жизни, почувствовала язвительный укол зависти. Лошади были ее тайной страстью; конечно, слово «страсть» можно было употребить здесь лишь относительно – просто Джанет, как все романтические натуры, с детства напичканные историями о благородных разбойниках и мушкетерах, всегда хотела увидеть себя гордо восседающей на лошади, за чем, разумеется, должно было последовать какое-нибудь увлекательное приключение. В девятнадцать лет Джанет Шерфорд еще не избавилась от подобных иллюзий.

– А я… Можно и мне!? – выдохнула она в нарушение всех университетских правил, когда младшие ни в коем случае не должны вмешиваться в разговор старшекурсников, тем более би-си-эл, до тех пор пока их не пригласят.

Хаскем медленно поднял тонкие брови, а Джиневра досадливо дернула плечом.

– К чему такая спешка, детка? – насмешливо протянул Хаскем, поднимая руку, и Джанет в ужасе показалось, что сейчас он приподнимет ее подбородок своим длинным пальцем с розовым отполированным ногтем. – Разве вы настолько хорошо владеете лошадью? Кто это, Джиневра?

Чтобы как-то сгладить неловкость, Джиневра решила сразу выложить главный козырь:

– Познакомьтесь: Хью Хаскем – Джанет Шерфорд, би-эй. Между прочим, наследница четвертого баронета Фоулбарта.

Хаскем снова вскинул бровь:

– Это по линии Хенеджа Фоулбарта или через баронов Давентри?

Джанет преисполнилась уважения и растерялась одновременно: такого мгновенного знания генеалогии она не ожидала, тем более от человека, только что цинично смеявшегося над святыми в английской истории именами.

– Первое, – пролепетала она.

– Хм. Весьма любопытно. В таком случае, весьма рад знакомству. – Он совершенно естественно поцеловал Джанет руку. – И уж кстати, Патриция Фоулбарт – ваша сестра?

– Мама, – просияла Джанет.

– Еще лучше. Я жду вас обеих. Амазонок, конечно, у вас нет?

Девушки опустили головы.

– Но бриджами извольте себя обеспечить. – И Хаскем, чуть пригнувшись, отправился обратно на свое место во главе автобуса.

Весь остаток дня был посвящен доставанию бриджей, что оказалось совсем непростым делом, и в конце концов нашлись всего одни, за которыми Джиневра уехала аж в Шелтинхэм. Джанет осталась сидеть в их кубикуле,[22] полная обиды и еще какого-то непонятного ей чувства. Хаскем и задел ее самолюбие, и заинтриговал своим знанием истории. К тому же в его поведении и отчасти даже жестах сквозила твердая воля, что было для девушки, привыкшей к мягкости Чарльза, ироничной жизнерадостности Стива и глобальному подчинению силам пола у Милоша, непривычно и любопытно. Она очень легко вообразила его и с хлыстом, и в судейской шапочке, изматывающим стороны самым иезуитским перекрестным допросом. Итак, сила воли и некая порочность. Последнее Джанет, сама будучи натурой очень цельной, всегда угадывала в людях безошибочно.

А время приближалось к вечеру, воды Темзы, текущей прямо под стенами колледжа, приобретали густой медовый оттенок, а тени от деревьев в парке неуклонно становились все длиннее и темней. Еще полтора часа – и сказочные лошади так и останутся сказкой. И тогда Джанет туго закрутила на затылке свои кудри и выскользнула в пустынный коридор…

Над Порт-Мидоу стояли те самые ранние сумерки, когда все вокруг видится в дымке, размывающей и скрывающей силуэты. В прогретом за день воздухе раздавалось всхрапывание коней и короткие сухие щелчки хлыстов. Джанет еще издали увидела высокую худую фигуру Хаскема в безупречно белых бриджах и рединготе, может быть, чуть более изысканном, чем полагалось. Джанет, неподвижно неся узкие плечи в темно-синем бархате, затянутом наподобие жакета, и аккуратно убранную голову в, как и положено, низкой фетровой шляпе, проплыла через все поле прямо к Хаскему, державшему под уздцы небольшую крапчатую кобылу, и, не смущаясь под всеобщими взглядами, присела перед ним настолько низко, насколько позволяла длинная, тоже из синего бархата, юбка:

– Я надеюсь, мое седло готово, сэр?

Хаскем, не дрогнув ни одним мускулом бледного лица, сильно ударил стеком по глянцевитому голенищу сапога и, развернувшись, направился в сторону деревянных конюшен, темневших в полукилометре от поля.

Джанет осталась стоять как оплеванная. Но только на секунду. К ней уже со всех сторон бежала толпа юношей и девушек в маленьких жокейских шапочках и запачканных бриджах.