Уроки любви - [39]

Он не заметил остановившуюся на пороге Эжени, дав ей возможность убедиться, что пожар. вспыхнувший в ее теле, разгорелся неспроста. Впрочем, как показали уроки Братства, даже колченогий урод или карлик могли возбудить не меньше желания, чем безупречный, но холодный, словно мраморная статуя, красавец.

Гость Эжени представлял собой образец безупречного спортивного сложения. Но загорелый торс резко контрастировал с белой кожей бедер и ног. Он, конечно же, не загорал обнаженным у себя в саду, как это делала Эжени, и не появлялся на пляже в купальном костюме выше колен в отличии от мадам Алуэтт, шокировавшей публику коротенькими трусиками и корсажем без бретелек вместо целомудренного блузона. Да, ее гость, со всей очевидностью, принадлежал к породе застегнутых на все пуговицы блюстителей приличий. Это наблюдение лишь подстегнуло желание Эжени — грациозно облокотясь о притолоку, она застыла в дверном проеме, гипнотизируя мужчину привораживающим взглядом.

Заметив обнаженную женщину, он на секунду застыл под шипящими струями. Паническое удивление в его глазах сменилось пылким восторгом с долей недоверия.

«Бедняга не может поверить в свое счастье. Он еще полагает, что сумасбродная дамочка пришла позвать его на обед, и при этом совершенно забыла одеться», — усмехнулась про себя Эжени и, шагнув под струи душа, прижалась к мужчине всем телом. Больше его ни в чем убеждать не пришлось. Эжени подхватил и понес в запредельные выси тот самый неистовый ураган страсти, о котором она давно грезила.

Какое-то время, подчиняясь натиску партнера, она потеряла всякую связь с реальностью, не понимая, где и с кем она находится — в объятьях суженного или в стаде разгоряченных «братьев». Главным было то, что происходило с ее духом и телом, слившимся в единый инструмент невыразимого наслаждения…

Постепенно Эжени начала различать очертания комнаты, лицо, тело своего любовника, услышала, как грохочет по крышам сумасшедший ливень. Ее страсть персонифицировалась, сосредоточившись в нем — в его касаниях, ласках, в его руках, бедрах, губах и том предмете, что связывало их тела в единое существо. Вспышки молний ослепляли, а вместе с ними взрывались внутри ее огненные всполохи. Потемневшие синие глаза, пряди светлых волос. прилипших к влажному лбу, стальные жгуты мышц, ходящих под гладкой, покрытой испариной кожей — это уже был он. И то сладкое чувство, которое охватило Эжени в наступившей после схватки тишине, было похоже на любовь.

— Как тебя зовут? — она приложила палец к его сухим горячим губам, чтобы почувствовать, угадать в их движении звук.

— Хельмут.

— Хель-мут… — Прошептала Эжени, опуская ресницы и сворачиваясь клубком у него под боком. — Ничего, если мы пропустим обед?

…Они проснулись разом от лучей солнца, светящих прямо в окно. Гроза миновала, над морем разлился сказочный малиновый закат. Из сада остро пахло левкоями и доносилось веселое щебетание возрадовавшихся после бури птиц. Часы на камине показывали семь.

Приподнявшись на локте, Хельмут печально смотрел на Эжени.

— А ты — кто ты? Зачем появилась на моем пути, прекрасная и властная, как валькирия, беспечная, словно дитя. Возмутительная, огненная, сумасшедшая…

— …Как портовая шлюха… — Продолжила Эжени и мужчина закрыл ее рот поцелуем.

Теперь они наслаждались друг другом как гурманы-знатоки, получившие в подарок экзотические яства.

— Щедрая судьба послала мне лучшую одалиску мира… У меня были всякие женщины, но ты — первая среди лучших, — признался Хельмут. — Как твое имя, богиня любви?

— Алуэтт. Зови меня Жаворонок! Нет, лучше как все, — Эжени. — Быстро прервала полет мечты Эжени. Возможно, эта неожиданная встреча останется единственной. Она ничего не знает о нем, кроме того, что расставаться будет очень трудно.

— Эжени Алуэтт… Вот оно как… Прекрасное имя. — Став вдруг отчужденным и строгим, Хельмут поднялся. — Я не прочь перекусить и серьезно подумать.

— Мужчины серьезно думают, как правило, в одном случае, — стоит ли переводить в ранг супруги пришедшуюся по вкусу любовницу. Кстати, я — вдова. — Эжени завернулась в простыню. — Мне надо покинуть тебя. Конечно же. я шучу.

— Пожалуйста, не исчезай. Мне будет очень непросто разобраться во всем одному. — Хельмут поймал ее в объятия уже у двери.

— Тогда — через полчаса жди меня в гостиной.

Когда Эжени спустилась вниз во всем блеске вечернего туалета, свечи в канделябрах были уже зажжены. Возле окна стоял светловолосый мужчина в дорожном костюме с газетой в руках. В его осанке и выражении лица было столько холодной отчужденности, что Эжени не сразу узнала Хельмута. Он был совсем другим, но не менее великолепным и желанным.

Длинное платье из белого шифона, затканного золотыми нитями, дополнял длинный шарф, спускавшийся по ступеням королевским шлейфом. В искусстве носить ярды воздушных тканей, живописно драпируясь в них, у Эжени была лишь одна соперница — Айседора Дункан. Поднятые на затылке волосы скреплял старинный кастильский гребень, украшенный кривыми, потемневшими от времени жемчужинами.

— Мадам Алуэтт… — Хельмут набрал полную грудь воздуха и, задержав его, выдохнул. — Эжени… — Он протянул газету и с тоской посмотрел в глаза.