Уроки истории - [15]

Таким вельможей был наш брат Ормизд Персидский. Изображения, разумеется, не сохранилось. Но выглядел он как то так… Это типичные иранские аристократы 5 века.

 

Когда шахиншах узнал, что Ормизд — христианин, то пришел в ужас! Неужели придется пойти против чести и подвергнуть пыткам потомка великих правителей?

Царь просил Ормизда отречься от Христа, но получил ответ, исполненный величавого достоинства. Ормизд сказал, что тот, кто отречется от Спасителя — дрянь–человечишко и недостоин называться человеком чести. Отрекаться от Христа просто неприлично! Кто предаст Христа, тот также легко предаст и своего царя!»

Таким образом, Ормизд был движим не просто верностью Христу, но высшим типом человеческого достоинства. Не пыток страшился он, и не вечной погибели своей бессмертной души, а потери самоуважения.

Пожалуй, это единственный из известных мне мучеников, который заявил, что предать Христа просто НЕПРИЛИЧНО и по отношению к Христу и по отношению к самому царю!!!

Шахиншах не стал мучить этого человека, поняв, что физические страдания для него ничего не значат. Он велел Ормизду стать погонщиком верблюдов. Унижение для потомка царя просто невероятное. Кроме того, Ормизда раздели, оставив ему из одежды только набедренную повязку, что было уж совсем немыслимо для аристократа. Ормизд же ухаживал за верблюдами, нисколько не утратив царской осанки и достоинства.

Наконец шахиншах не выдержал… Ведь он и сам считал себя человеком чести, а честь иранского правителя в то время выражалась в верности своим слугам, особенно тем, кто верен своему правителю. Ормизд же хранил верность и государю и Сыну Божьему. Шахиншах вновь вызвал Ормизда к себе и подал ему хитон. Ормизд с поклоном принял дар одежды, как должное. Но тут царь не выдержал и завопил: «Ты унижен сверх меры, неужели не отречешься от сына еврейского плотника?» В ответ на это гордый Ормизд разорвал хитон и бросил к ногам царя со словами: «Неужели этим хитоном хочешь купить мою честь? Возьми его и пусть он станет символом твоего бесчестья!»

Потрясенный шахиншах выслал Ормизда из страны, не тронув.

* * *

А я задумался… Как мало ценится в современном христианском сообществе такие добродетели, как честь, достоинство и элементарная порядочность!

Понятия о приличии почти никогда не определяют христианских поступков. Мне кажется, что это неправильно, потому что чувство собственного достоинства — это не гордыня, а одна из христианских добродетелей… Мне кажется, что существует целый ряд греческих слов, которые в своем семантическом поле имеют значения «достоинство» или «порядочность». Они же в Новом Завете означают подлинно христианские свойства характера. Это и χρηστότης, и ἀρετή, и ἄξιος и другие…

А вы как думаете? Прилично ли христианину иметь чувство собственного достоинство, быть порядочным и человеком чести в высоком смысле этого слова? Христианин — это тот самый восточный Благородный Муж? Этакий акунинский Эраст Петрович Фандорин, только с христианским мировоззрением? Я думаю, что да! И к этому надо стремиться!

Добро вопреки репутации. Безымянный греческий монах

Два одессита пошли в гости. Подходят к двери.

Один стучит ногой.

— Сема, но почему ты стучишь ногой?

— Пусть думают, что у нас руки заняты подарками!

Из недуховных анекдотов…

Сегодняшнюю историю поведал нам практически наш современник. Греческий монах по имени Арсений Езнепидис, известный миру, как Паисий Святогорец.

 

Главный герой этой истории остался безымянным и это глубоко символично. Скоро вы поймете, почему…

В Греции, где подвизался монашескими подвигами сам Паисий, в одном из монастырей был обычай: монахи в качестве послушания выполняли разномастную работу для местных крестьян. Быт греческого крестьянина начала 20 века не был омрачен ужасами коллективизации и продразверстки, но все же трудиться приходилось немало. Богатыми были далеко не все…

Монахи, дававшие обет нестяжательства, разумеется, могли бы стать бесплатной рабочей силой для иного предприимчивого и не обременённого совестью селянина–кулака. Но ведь не зря в Греции все есть, кроме коммунизма, поэтому совесть у местных крестьян водилась. И монаху–помощнику небольшое денежное вознаграждение всегда выплачивалось. Не желая обидеть хозяев, монах вознаграждение брал, но, по сложившийся традиции, был обязан тут же раздать эти деньги нищим. Таковы были правила игры, и они соблюдались самозабвенно и неизменно.

Всю устоявшуюся религиозную отчетность в стиле «тишь–да–гладь–да–Божью–благодать» портил только один монах, имени которого Паисий не запомнил (а может быть и специально не упомянул). Этот монах денюжку от крестьян брал, засовывал в специально пошитый кошель и прятал в складках рясы. То есть нагло нарушал обет нестяжательства. Дело осложнялось тем, что наш инок и не скрывал того, что деньги берет и нищим не раздает. Но на исповеди в грехе стяжательства не каялся… Был скуп на слова, на вопросы братии не отвечал, отмалчивался…

Инока окрестили жадиной и скрягой. О нем постоянно наушничали начальству, но брат отличался скромностью в одежде, в тайноеденьи замечен не был, имуществом не обрастал… Т. е. предъявить ему обвинение не представлялось возможным. Все решили, что брат попросту свихнулся и деньги копит чисто ради спортивного интереса. Этакий нумизмат в рясе. Скряга–собака–на–сене!