Урок немецкого - [45]

— Ну а те — они тоже тонут? — спросил капитан Андерсен, на что докладчик:

— С нашей стороны потерь не было, если ты это имеешь в виду.

В то время как Асмус Асмуссен в боковом свете проектора просматривал остальные фотоснимки, тасовал и приводил их в порядок, отец завязывал узлы в своем большущем бело-голубом платке: так он вывязал зайца, ежа, а то, обойдясь одним узлом посредине платка и туго его растянув, изобразил змею, проглотившую кролика, и всем этим он занимался не от скуки и не потому, что диапозитивы были ему уже знакомы или успели прискучить. Он искал отвлечения. Он нуждался в разрядке. Ему надо было снизить давление: в самом деле, можно было подумать, что рядом со мной находится небольшая перегруженная подпорная запруда. А что, если она перельется через край? Она и перелилась, когда Асмус Асмуссен, прищелкивая языком, вставил снимок, показывавший экипаж ФП-22 за уборкой корабля. На сей раз со штирборта не падало бомб, да и море было спокойное. Шесть моряков, включая создателя Тима и Тины, построившись цепью на равном расстоянии друг от друга, с воздетыми в воздух швабрами, в размеренном ритме драили среднюю палубу. Все они глядели в аппарат. Все смеялись. Очевидно, им доставляло удовольствие начищать палубу родного корабля, и они не обращали внимания на опрокинутое ведро, из которого лилось жидкое мыло. Сверху на них сумрачно глядело пасмурное небо, отсюда и плохая видимость. На заднем плане или где-нибудь в укрытии можно было представить себе гармониста, помогавшего матросам работать в заданном ритме.

— Опрятность — первая обязанность моряка, — говорил Асмус Асмуссен. — Море требует опрятности. Посмотрите на опрокинутое ведро: четыре таких ведра уходят у нас на уборку судна. Плавучее отечество тоже должно сверкать чистотой. Рыбья чешуя. Галька и прочее. Близость опасности не может служить оправданием грязи. Прошу обратить внимание на пену.

— Нет! — воскликнул вдруг отец. — Нет, Асмус! — Он поднялся, показал протянутой рукой на ФП-22, глотнул с усилием и снова выкрикнул: — Нет, Асмус, еще нет, пока еще нет!

Все взоры обратились на нас. Отец утер лоб платком, слегка покачнулся и с усилием оторвался от экрана, словно вид этих работающих в ритме моряков ему невыносим. Асмус Асмуссен, однако, не убрал фотоснимка, он повернулся к отцу, посмотрел на него, прищурясь, и спросил:

— Что значит нет?

Все глядели на нас в ожидании ответа, а ругбюльский полицейский медлил. Рванув воротник мундира, он отстегнул две верхние пуговицы и принялся растирать себе руки, словно они мокрые. Он все еще колебался. Он подошел к Асмусу Асмуссену. Сноп света, вырывавшийся из боковой щели проектора, перерезал его щеки пламенеющим шрамом. Он дотронулся до согнутой в локте руки моряка и, возможно, пожал ее. В первых рядах справа и слева от прохода кое-кто привстал, чтобы услышать, что он скажет.

— Ну, чего тебе? — спросил Асмус Асмуссен и инстинктивно, словно обороняясь, прижал к себе руку с еще не просмотренными снимками.

В помещении царила полная тишина, когда ругбюльский полицейский вдруг спокойнее, чем можно было ожидать, произнес:

— Не выходите в море, Асмус, покамест не выходите, я вас видел.

— Чего он сказал? — вскинулся капитан Андерсен, и кто-то пояснил ему:

— Он что-то видел.

— Я видел вас в дыму, — сказал отец, — как вдруг сорвался ветер, он разогнал дым, а от вас и от вашего корабля уже и следа не осталось.

В комнате слышался только равномерный гул проектора да приглушенное бряцание и скребущие звуки, доносившиеся из хлева. На экране шесть моряков с воздетыми в воздух швабрами, ухмыляясь, скребли палубу, готовя родной корабль к предназначенному крушению.

— Я видел вас в дыму, — повторил отец, — а когда дым рассеялся, в море еще носило спасательные жилеты да надувные лодки, все как есть пустые. И эта самая посудина — ваш ФП-22 — стояла в дыму. — Он оглянулся, словно ища в полумраке поддержки и подтверждения, но озадаченные слушатели в испуге молчали, и, конечно, никто не мог подтвердить того, что увидел отец на экране, сотворенном и развернутом для него одного. Да и сам он стоял с таким видом, словно готов извиниться за свои слова, стоял выдохшийся, опустив глаза, но испытывая несомненное облегчение. А как же Асмус Асмуссен? Похлопал ли он отца по плечу, чтобы успокоить? Призвал ли его, исходя из собственного богатого опыта, с большим доверием судить о шансах ФП-22? Или попросил не вмешиваться в будущее своего корабля? Асмус Асмуссен протянул отцу руку. Надолго задержав ее в своей, он поблагодарил молча, без слов. И только когда капитан Андерсен воскликнул: — Он нешто зырит будущее? — Асмус Асмуссен сказал — не столько удивленно, сколько робко глядя на отца:

— Я подумаю об этом, Йенс. И скажу другим. Мы будем начеку. — Тут он успокоительно похлопал отца по плечу, повернул его и рассчитанным пинком послал на место, так что отец без особой спешки приземлился со мной рядом. Легко, несмотря на давешнее состояние, нашел он свое место, давление у него, видимо, снизилось, он казался усталым, измотанным, из него точно выкачали воздух. Но окружающие, оторопело и даже со страхом пялившиеся на него в полутьме, ничего этого не замечали, они, быть может, боялись, как бы ему не взбрело в голову вступить в конкуренцию с проектором, чтобы поставить под сомнение или перекрыть собственными наблюдениями увиденное на экране.