Урок анатомии. Пражская оргия - [49]

Шрифт
Интервал

– Остановитесь в особняке “Плейбоя”?

– Меня от этого местечка тошнит. Меня не интересуют Хефнер и его окружение. Они для меня все равно что его журнал, – холод, скука и снобизм. То, что он порнограф, нисколько ее не встревожило.

– Я верен простому человеку, – сообщил он ей. – Верен тем парням с улицы, с которыми я рос, верен парням, с которыми служил в торговом флоте. Вот почему я этим занимаюсь. А вот лицемерия я не выношу. Не выношу притворства. Отрицания того, что у людей есть члены. Несоответствия между той жизнью, что была у меня на улице: мы непрерывно говорили о сексе, дрочили, думали о женских письках, – и утверждениями, что так быть не должно. Как все это получить – вот в чем был для нас вопрос. Единственный вопрос. Самый главный вопрос. Таким он и остается. Это пугает, это важно, но стоит заговорить об этом вслух, и тебя называют чудовищем. Во всем этом есть что-то бесчеловечное, и этого я не выношу. Меня тошнит от лжи. Понимаете, о чем я?

– Думаю, да, сэр.

– Я вижу, что понимаете. Не понимали бы – не водили бы лимузин. Вы такая же, как я. Не ладится у меня с дисциплиной и авторитетами. Я не хочу, чтобы проводили границы, которые я не должен пересекать. Потому что я их пересеку. Мальчишкой я ввязывался в драку главным образом потому, что не хотел, чтобы мне говорили “нет”. Я от этого бешусь. Бунтарь во мне говорит: да пошли они все, никто не смеет мне указывать, что делать.

– Да, сэр.

– Это не значит, что я противостою любому правилу просто потому, что это правило. К принуждениям я не прибегаю. Считаю отвратительным, когда эксплуатируют детей. Изнасилования никак не оправдываю. Когда ссут и срут – это тоже не по мне. В моем журнале есть истории, которые я считаю отвратительными. Рассказ “Бабушка-лизалка” мне гадок. Он пошлый и злобный, и мне он отвратителен. Но у меня отличные, талантливые сотрудники, и пока они ничего из себя не строят и выполняют свою работу, я разрешаю им делать все, что они хотят. Они либо свободны, либо несвободны. Но я не как Сульцбергер[45] из “Нью-Йорк таймс”. Меня не волнует, что думают обо мне на советах директоров в американских корпорациях. Поэтому моего журнала вы здесь не найдете. Поэтому его, в отличие от хефнеровского, не распространяют по всей стране. Поэтому я и приехал с ним повидаться. Он борец за Первую поправку? Так пусть применит свою власть там, где он вещает, – в штате Иллинойс. Для меня, в отличие от него, деньги не имеют первостепенного значения. А что имеет, вы сами понимаете.

– Что?

– Неповиновение. Ненависть. Ярость. Ненависть бесконечна. Ярость огромна. Как вас зовут?

– Рики.

– А я – Аппель, Милтон Аппель. Ударение на второй слог. Все так катастрофически серьезны, когда речь идет о сексе, Рики, но сколько же все о нем лгут. Вот это – тема первостепенного значения. В школе на уроках по гражданскому праву я поверил, что Америка – особенная страна. Когда меня впервые арестовали, я поначалу не мог понять, что арестовали меня за то, что я свободен. А когда я пустился во все тяжкие, мне говорили: долго ли тебе будут такое позволять? Это же абсурд. Что мне позволяют? Позволяют быть американцем. Я нарушаю закон? Не хочу уподобляться Хефнеру, но я всегда считал, что Первая поправка – это закон. А вы как думаете?

– Так оно и есть, мистер Аппель.

– А Американский союз защиты гражданских свобод, он разве чем помогает? Считают, я делаю свободе дурную славу. Но у свободы и должна быть дурная слава. То, что я делаю, и есть суть свободы. Свобода не дает простора для Хефнера, она дает простор для меня. Для “Давай по-быстрому”, для “Миллениума Милтона”, для киностудии “Сверхплотское”. Признаю, девяносто процентов порнографии скучны, банальны и пошлы. Так же, как и жизнь большинства людей, но мы же не заявляем, что они не имеют права на существование. Для большинства людей реальность скучна и банальна. Реальность пошла посрать. Или отправилась гулять. И застряла под дождем. Не делать ничего – вот настоящая реальность. Читать журнал “Тайм”. Но когда люди трахаются, они закрывают глаза и фантазируют о чем-то еще, о том, что отсутствует, что ускользает. Так вот, я борюсь за это, я даю им это, и я считаю: то, что я делаю, по преимуществу хорошо. Я смотрюсь в зеркало и знаю, что я не кусок дерьма. Я никогда не продавал своих людей, никогда! Мне нравится летать первым классом в Гонолулу, нравится носить часы за четырнадцать тысяч долларов, но я никогда не позволю деньгам управлять и манипулировать мной. Я зарабатываю больше, чем все, кто на меня работает, потому что на меня сыплются все шишки, все юридические неприятности, а на них нет. Они сбрасывают напряжение у меня в конторе, называя меня жадным псом-капиталистом, они все за Фиделя и против Аппеля, они пишут у меня на двери то, чему их научили профессора в Гарварде. “Система сосет”. “«Давай по-быстрому» слишком интеллектуален”. С девяти до пяти они анархисты – за мой счет. Но я не в анархическом обществе живу. Я живу в коррумпированном обществе. Мне приходится жить в мире джонов митчеллов и ричардов никсонов, а плюс к тому у меня психоаналитик, плюс мысли о смерти, плюс четвертая жена, которая со мной разводится, плюс семилетний ребенок, а его я не хочу травмировать – ему все это ни к чему. Не такая ему нужна свобода. Вы меня слушаете?


Еще от автора Филип Рот
Американская пастораль

«Американская пастораль» — по-своему уникальный роман. Как нынешних российских депутатов закон призывает к ответу за предвыборные обещания, так Филип Рот требует ответа у Америки за посулы богатства, общественного порядка и личного благополучия, выданные ею своим гражданам в XX веке. Главный герой — Швед Лейвоу — женился на красавице «Мисс Нью-Джерси», унаследовал отцовскую фабрику и сделался владельцем старинного особняка в Олд-Римроке. Казалось бы, мечты сбылись, но однажды сусальное американское счастье разом обращается в прах…


Незнакомка. Снег на вершинах любви

Женщина красива, когда она уверена в себе. Она желанна, когда этого хочет. Но сколько испытаний нужно было выдержать юной богатой американке, чтобы понять главный секрет опытной женщины. Перипетии сюжета таковы, что рекомендуем не читать роман за приготовлением обеда — все равно подгорит.С не меньшим интересом вы познакомитесь и со вторым произведением, вошедшим в книгу — романом американского писателя Ф. Рота.


Случай Портного

Блестящий новый перевод эротического романа всемирно известного американского писателя Филипа Рота, увлекательно и остроумно повествующего о сексуальных приключениях молодого человека – от маминой спальни до кушетки психоаналитика.


Людское клеймо

Филип Милтон Рот (Philip Milton Roth; род. 19 марта 1933) — американский писатель, автор более 25 романов, лауреат Пулитцеровской премии.„Людское клеймо“ — едва ли не лучшая книга Рота: на ее страницах отражен целый набор проблем, чрезвычайно актуальных в современном американском обществе, но не только в этом ценность романа: глубокий психологический анализ, которому автор подвергает своих героев, открывает читателю самые разные стороны человеческой натуры, самые разные виды человеческих отношений, самые разные нюансы поведения, присущие далеко не только жителям данной конкретной страны и потому интересные каждому.


Умирающее животное

Его прозвали Профессором Желания. Он выстроил свою жизнь умело и тонко, не оставив в ней места скучному семейному долгу. Он с успехом бежал от глубоких привязанностей, но стремление к господству над женщиной ввергло его во власть «госпожи».


Грудь

История мужчины, превратившегося в женскую грудь.


Рекомендуем почитать
Ворона

Не теряй надежду на жизнь, не теряй любовь к жизни, не теряй веру в жизнь. Никогда и нигде. Нельзя изменить прошлое, но можно изменить свое отношение к нему.


Сказки из Волшебного Леса: Находчивые гномы

«Сказки из Волшебного Леса: Находчивые Гномы» — третья повесть-сказка из серии. Маша и Марис отдыхают в посёлке Заозёрье. У Дома культуры находят маленькую гномиху Макуленьку из Северного Леса. История о строительстве Гномограда с Серебряным Озером, о получении волшебства лепреконов, о биостанции гномов, где вылупились три необычных питомца из гигантских яиц профессора Аполи. Кто держит в страхе округу: заморская Чупакабра, Дракон, доисторическая Сколопендра или Птица Феникс? Победит ли добро?


Сказки из Волшебного Леса: Семейство Бабы-яги

«Сказки из Волшебного Леса: Семейство Бабы-яги» — вторая повесть-сказка из этой серии. Маша и Марис знакомятся с Яголей, маленькой Бабой-ягой. В Волшебном Лесу для неё строят домик, но она заболела колдовством и использует дневник прабабушки. Тридцать ягишн прилетают на ступах, поселяются в заброшенной деревне, где обитает Змей Горыныч. Почему полицейский на рассвете убежал со всех ног из Ягиноступино? Как появляются терема на курьих ножках? Что за Котовасия? Откуда Бес Кешка в посёлке Заозёрье?


Розы для Маринки

Маринка больше всего в своей короткой жизни любила белые розы. Она продолжает любить их и после смерти и отчаянно просит отца в его снах убрать тяжелый и дорогой памятник и посадить на его месте цветы. Однако отец, несмотря на невероятную любовь к дочери, в смятении: он не может решиться убрать памятник, за который слишком дорого заплатил. Стоит ли так воспринимать сны всерьез или все же стоит исполнить волю покойной дочери?


Твоя улыбка

О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…


Царь-оборванец и секрет счастья

Джоэл бен Иззи – профессиональный артист разговорного жанра и преподаватель сторителлинга. Это он учил сотрудников компаний Facebook, YouTube, Hewlett-Packard и анимационной студии Pixar сказительству – красивому, связному и увлекательному изложению историй. Джоэл не сомневался, что нашел рецепт счастья – жена, чудесные сын и дочка, дело всей жизни… пока однажды не потерял самое ценное для человека его профессии – голос. С помощью своего учителя, бывшего артиста-рассказчика Ленни, он учится видеть всю свою жизнь и судьбу как неповторимую и поучительную историю.


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.