Уродина - [39]

Поникнув, я мою руки так быстро, как только могу, и возвращаюсь к столу. Вернувшись, я замечаю, что Трент придвинулся ближе к стулу Одри. Я сажусь, полностью осознавая последние несколько моментов: Трент изменил мне с Одри, и не только это, он разделил ее со своим лучшим другом. Насколько это ненормально? И все это в то время, пока я была на работе.

— Ты в порядке, детка? — спрашивает Трент, но не трудится даже дождаться моего ответа, а снова поворачивается к Джейсону и продолжает разговор с ним.

— Ты занимался с ней сексом? — спрашиваю я, не заботясь о том, что кто-то может меня услышать.

— Что? С кем? — он быстро поворачивает голову ко мне и выпрямляется.

— С Одри. Ты занимаешься с ней сексом все время, пока мы встречаемся?

— Что? Нет! — кричит он. — Клянусь, детка, я не трогал ее. Никогда, — он смотрит на меня и удерживает мой пристальный взгляд. Я чувствую, как становлюсь все более сердитой.

Одри возвращается, и оба, Трент и Джейсон, сверлят ее взглядами.

— Что? — говорит она и смотрит прямо на меня. — Не знаю, что она вам сказала, но я не трогала ее.

— Нет, ты поцеловала меня в шею и сказала, что спала с Трентом и Джейсоном одновременно, — я чувствую, что мне, наконец, удается сказать что-то и заступиться за себя.

— Ты — лживая сука. Зачем мне говорить такое? Я даже не интересуюсь Трентом в этом плане.

Приносят нашу еду, и все успокаиваются, когда ее ставят перед нами. Мой аппетит моментально пропадает. Официант уходит, и Одри с самодовольным видом начинает есть. Джейсон делает то же самое и украдкой смотрит на Трента, который ухмыляется и продолжает есть.

Почему я чувствую, что являюсь мишенью в их шутке? Как будто они все знают секрет, а мне не разрешено его узнать. Это возвращает меня обратно в школу, как будто это было совсем недавно. Я — непопулярный ребенок, идущий с обедом на подносе, а злые девочки ставят мне подножку, и спагетти приземляется на мою голову.

Все едят в полной тишине. Я не слышу ничьих разговоров, и кажется, будто вся обеденная зона ждет, кто сломается первым.

Как только вся еда съедена, Одри смотрит на меня и скрещивает руки на груди.

— Ты думаешь, я занималась сексом с твоим мужчиной? Позволь мне сказать тебе кое-что, Лили. Я могу заполучить любого, кого только захочу, и если бы я хотела его, я бы взяла его.

— Одри, — Джейсон предупреждает ее низким тихим тоном.

— Просто не лгите мне, — говорю я, глядя на каждого из них троих.

Лицо Трента меняет цвет. Оно становится розовым, а затем красным от ярости, которую он пытается скрыть. Я могу сказать, что он разозлился, но он и должен. Одри говорит мне и обо мне очень оскорбительные вещи.

— Не могу поверить в это дерьмо, и не могу поверить тебе, — говорит она, вставая и прихватывая свою сумку. — Джейсон, отвези меня домой.

Джейсон встает и бросает свою салфетку на стол.

— Здорово, Лили, — говорит он и следует за Одри.

Я кладу локти на стол и прячу лицо в ладонях. Весь ресторан смотрит, и я чувствую каждую пару глаз, я больше чем унижена.

— Знаешь что, Лили? — говорит Трент. Я выглядываю из-за своих рук, и вижу его стоящим около меня. — Ты опозорила меня перед моим лучшим другом и его девушкой. Я не могу поверить шумихе, которую ты создала. Ты можешь идти домой. Сегодня вечером я ухожу. Как ты смеешь смущать меня перед моими друзьями! — говорит он и выходит из ресторана.

Меня оставляют сидеть в одиночестве ночью, которая, как предполагалось, должна была быть нашей. Вместе этого, я унижена и одна. Я встаю и подхожу к входной двери.

— Мадемуазель, — говорит мне метрдотель, когда я собираюсь выйти.

— Да, сэр, — я возвращаюсь к нему.

Он подходит ко мне, осторожно кладет руку на мою талию, наклоняется и шепчет:

— Они нехорошие люди. Вы не должны быть рядом с ними.

— Спасибо, — вздыхаю я. Его слова самые добрые, что я слышала за последнее время.

— Я сожалею, но они оставили счет на вас, — он вздрагивает от собственных слов.

— Конечно, они это сделали. Мои извинения. Я оплачу его, — я следую за ним к кассе, и он отдает мне счет. У меня чуть глаза не выпадают из орбит, когда вижу, что ни один из них не заплатил. Счет составляет более чем триста долларов, и я счастлива, что у меня есть наличными эта сумма.

— Спасибо, — приятно говорит он.

Я поворачиваюсь и ухожу, не только оскорбленная, но и еще обедневшая на более чем триста долларов, которые я копила на колледж. У меня нет с собой телефона, потому что я оставила его в своей комнате, решив взять с собой только кошелек. И я понятия не имею, как собираюсь возвращаться так поздно.

Я иду вниз по улице и сажусь на скамейку, когда несколько человек проходят мимо меня, осматривая сверху донизу. Я не надела куртку, а ночной воздух становится морозным. Я смотрю на небо и замечаю много звезд, ярко мерцающих на темном фоне.

— Ты был довольно жесток ко мне, знаешь ли, — говорю я Богу или кому угодно, кто может слышать меня. — Я слышала, что ты не посылаешь человеку больше, чем он сможет выдержать, разве ты не думаешь, что уже достаточно ниспослал мне? — красивый яркий свет мерцает, как будто мои слова не услышаны. — Ты не мог бы дать мне передышку? Пожалуйста?