Урания - [14]

Замечательное сходство вкусов и понятий, живая взаимная симпатия, обоюдное уважение – все это сразу сблизило молодых людей. Воспитанная на английский лад, Иклея пользовалась той независимостью ума и свободой действий, которую французский женщины узнают только после замужества. Ее не останавливали те условный приличия, какие у нас считаются предназначенными охранять невинность и добродетель. Две подруги одного с нею возраста приехав с нею в Париж, чтобы закончить свое музыкальное образования. Они втроем жили вместе посреди нового Вавилона, ни мало не подозревая опасностей, какими наполнен Париж. Молодая девушка принимала у себя Георга Сперо так же свободно, как мог бы принимать ее отец, и в нисколько недель сходство характеров и вкусов до того сблизило их, что их занятия, стремления и даже мысли стали общими. Почти каждый день, в послеполуденное время, повинуясь какой-то тайной притягательной силе, Георг направлялся из Латинского квартала на Сене, шел по набережной до Трокадеро[28] и проводил несколько часов с Иклеей в библиотеке, или на террасе сада, или же гулял с нею в Булонском лесу[29].

Первое впечатление от небесного видения глубоко врезалось в душу Иклеи. Она считала молодого ученого если не полубогом и героем, то, по крайней мере, человеком, стоявшим выше своих современников. Чтение его сочинений еще более укрепило это чувство. Она питала к нему не только восхищение, но какое-то благоговение. Когда она познакомилась с ним лично, великий человек по-прежнему остался на пьедестале в ее глазах. Его занятия, труды и исследования казались ей великими, возвышенными, а вместе с тем он сам был так прост, так добр, искренен и снисходителен ко всем. Пользуясь малейшим предлогом, чтобы услышать его имя, ей иногда доводилось выслушивать о нем критические отзывы его соперников, и это вызывало в ней почти материнскую любовь к нему. Может ли подобное чувство покровительственной нежности зародиться в девичьем сердце? Кто знает! но несомненно, что сначала она полюбила его именно такой любовью.

Как я уже говорил выше, в основе характера этого мыслителя была меланхолия – та меланхолия души, о которой говорить Паскаль, называя ее тоской по небесной родине. В самом деле, он постоянно искал разрешения вечной задачи Гамлета: «быть или не быть».

Часто он бывал грустен, погружен в смертельную скорбь. Но, по странному контрасту, когда черные мысли, так сказать, перегорали в его трудах и исследованиях, когда утомленный мозг терял способность работать, в нем происходило какое-то успокоение, отдых и он снова обретал ясность духа. Алая кровь быстрее переливалась в его жилах, органическая жизнь пробуждалась, философ исчезал и уступал место веселому, почти наивному ребенку, который забавляется всем и ничем, и имел почти женские вкусы, любил цветы, духи, музыку, мечты, проводил зачастую целые часы, рассматривая строение и жизнь скромного ползучего растения… и даже отличался поразительной беззаботностью.

III. Быть или не быть

Именно этот фаза интеллектуальной жизни Георга Сперо так тесно сблизила этих двух молодых существ. Счастливая и жизнерадостная, в полном расцвете своей юности, распускавшаяся, подобно цветку, для света жизни, звучавшая, как арфа всеми мелодиями, прекрасная дочь Севера еще мечтала порою об эльфах и феях своей родины, об ангелах и таинствах христианской религии, охранявших ее колыбель. Но ее набожность, ее детское легковерие не затемнили в ней рассудка. Она мыслила свободно, искренно доискивалась истины в чувствовала непреодолимое желание жить вечно. Смерть казалась ей жестокой несправедливостью. Всякий раз, как ей представлялся образ матери, лежащей на смертном одре, сраженной во всем цвете красоты и молодости, вычеркнутой из списка живых, в то время, когда пышно распускались розы на зеленеющем кладбище, весело щебетали птицы и все в природе цвело и мяло – всякий раз, повторяю, как она вспоминала бледное, мертвое лицо матери, холодная дрожь потрясала ее с ног до головы. Нет, мать ее не умерла. Да и сама она не умрет.

А он! Неужели он умрет? неужели угаснет этот замечательный ум оттого только, что остановится сердце и пресечется дыхание? Нет, это невозможно! Люди ошибаются. Когда-нибудь они узнают истину.

И она тоже размышляла иногда об этих тайнах. Правда, мысли ее облекались в эстетическую и сентиментальную, а не в научную форму. Все же она об этом думала постоянно. Все ее вопросы, сомнения, тайная цель ее разговоров, а может быть внезапной привязанности к ее другу – все это стало причиной для ненасытную жажду знания, томившую ее душу. Она надеялась на него, потому что уже нашла в его сочинениях решение важнейших вопросов. Из них она научилась познавать вселенную, и эти познания были прекраснее, живее, возвышеннее, поэтичнее всех заблуждений и вымыслов древности. С того дня, как она узнала из его уст, что вся цель его жизни заключается в поисках истины, она прониклась уверенностью, что он найдет эту истину, и мысль ее цеплялась, привязывалась к его мысли, быть может еще сильнее, чем ее сердце.

Прошло около трех месяцев с тех пор, как они начали жить совместно. Почти каждый день они проводили несколько часов за чтением оригинальных сочинений на разных языках по научной философии, по теории атомов, по молекулярной физике, по органической химии, по термодинамике и другим наукам, имеющим целью познание существа и жизни. Они рассуждали о кажущихся и действительных противоречиях в гипотезах, находили иногда у писателей, чисто литературных, удивительные совпадешь с научными аксиомами поражались проницательностью некоторых гениальных авторов. Эти чтения, разбор и сравнения живо интересовали обоих. По мере изучения, им приходилось отсеивать почти девять десятых из общего числа писателей, сочинения которых оказывались совершенно пустыми, и даже из остальной десятой части пришлось откинуть добрую половину сочинений, имеющих лишь поверхностное значение. Прошерстив таким образом поле литературы, они жили привольно в ограниченном кругу действительно выдающихся умов. Быть может, они немного гордились этим.