Уран. Роман-реконструкция - [50]

Пока Игнат ел, неловко скособочившись на стуле, Тася нагрела воды, поставила таз на середину комнаты. Отправила ребятишек во двор погулять со щенком. Достала чистые простыни.

— Раздевайся, помоешься.

— Не лезь! — Котёмкин скрипнул зубами. — Не видишь, худо мне!

Таисия не отступилась. Подошла, силой подняла его руки, начала раздевать, как лежачего больного — закатала и сдернула вверх гимнастерку, черную от пота нижнюю рубаху.

Игнат застонал. Тася ахнула: возле крестца и внизу ягодиц Игната вспухали горячими холмами пять или шесть красно-сизых карбункулов.

— Что ж ты молчал?

— Стыдоба… От чирьев помираю! — Игнат всхлипнул, припал к ее плечу. — А зудит, Таюха, мочи нету! Спасай хоть как…

Таисия осмотрела карбункулы. Два самых крупных уже почернели в середке, прочие лезли наружу гнойными головками. Как бы не заражение крови! Врача бы вызвать, да не поедет новая докториха ночью на Тринадцатый поселок. А беспокоить Циммермана ради такой непочтенной болезни неловко. Решила справляться сама.

Заставила Игната встать в таз, осторожно обмыла, обернула простыней. Подбросила в печку дров, выскочила вылить за забор черную, в жирной пленке воду. На обратном пути стукнулась к соседу.

— Алексей Федорович, нет ли у вас водки или самогона?

Тот стоял в накинутом на плечи пальто, растерянно моргал.

— Что-то случилось? Я слышал, Игнат вернулся.

Тася молча кивнула. Воронцов слегка приподнял тонкие брови.

— Да, водка есть… немного спирта, для компрессов.

— Одолжите, пожалуйста.

Воронцов подошел к самодельному шкафчику, отомкнул ключом дверцу. Тася успела заметить, что вся верхняя полка шкафа забита бумагами, вроде как чертежами. Он достал аптечный пузырек на двести граммов.

— Если чем-то нужно помочь…

Тася взяла пузырек, теплый от прикосновения его руки. Ах, Алёша, неужто обо мне тревожишься? Или так спросил, из вежливости?

— Да ничего, сама справлюсь. Благодарствуйте, отдам.

Игнат лежал на постели ничком, зарывшись лицом в подушку.

— К анженеру бегала? Курва…

Пока Тася точила ножик на камне, Игнат бубнил в подушку скверные слова, одно противнее другого. Видно, от тепла и сытости развязался язык, припомнились былые обиды. Выходило, что Таисия виновата во всех его страданиях: заела жизнь, лишила здоровья, упекла в острог. Дошел до того, что и детишек прижила ему на стороне.

Тася помнила время, когда оскорбления мужа доходили до сердца, ранили несправедливостью. Но теперь Игнат ругался без всякого отзыва, будто воздух молотил. Однако когда муж сильней возвысил голос, в дверь стукнулся, заглянул Воронцов.

— У вас всё хорошо, Таисия?

— А заходите, Алексей Федорович, — позвала она, вдруг осмелев. — Вот Игната из тюрьмы выпустили, чирья по всему филею. Думаю вскрыть, а то как бы внутрь не прорвало.

Инженер подошел, хмуро, но без страха и даже с некоторым сочувствием осмотрел фурункулы на теле лежащего Игната.

— Дело дрянь. Давно это у вас?

— Тебе что за печаль? Пришел глазеть! А ну как встану…

— Лежите, Котёмкин. Вам тут помочь хотят, а вы сквернословите, как дикарь. — Воронцов обратился к Таисии: — Может, его в больницу отвезти?

— Я сама, тут дело нехитрое. Вот только что за руки его подержите.

— Погодите-ка, сейчас.

Воронцов вышел, вернулся с жестяной кружкой. На дне плескалась вода. Подал Игнату.

— Выпейте.

— Чего это?

— Морфий. Выпейте, поможет.

Игнат осторожно глотнул, поморщился.

Воронцов придвинул к кровати два табурета, Тася села. Игнат снова выплюнул ругательство, но успокоился, сопротивления больше не оказывал. Алексей посмотрел на Тасю, кивнул.

— Кажется, подействовало. Можно начинать.

Тонкими руками Воронцов сжал запястья Игната. Таисия спиртом протерла, полоснула ножом самый крупный карбункул. Игнат дернулся всем телом, прикусил подушку.

— Молчите, вам уже не больно, — проговорил инженер гипнотическим голосом.

Тася вскрыла три черных нарыва, выдавила гной, почистила. После прикрыла раны марлей, прибинтовала.

Котёмкин подвывал, сучил ногами, но Воронцов крепко прижимал его плечи и голову. «Сам худой, а сила-то большая этакого борова держать», — с неуместной нежностью подумала Тася. И не испугался, не побрезговал помочь.

Вслух сказала:

— Спасибо, Алексей Федорович. Уже не знаю, что бы делала без вас.

— Мне не трудно, не стоит благодарности. Главное, чтобы ваш муж поправился.

Как по стеклу скребнул — «ваш муж». Знает ведь, что всё у них с Игнатом кончено, разведено. А может, ревность в нем заговорила?

Глянула в лицо инженера, которое от усилия было слегка покрыто испариной. Залюбовалась румянцем, тонким очерком ноздрей и губ. Тут же охолонулась, будто услышала голос покойной бабки: «О чем мечтаешь, несуразная? Выбрала время, соромница!»

Инженер ушел, отказавшись от чаю. Игнат притих. Начался дождик, ребятишки вернулись продрогшие, испуганные. От собаки пахло мокрой псиной.

Повечеряли. Тася легла с Настёнкой, Николку уместили в ногах.

Дождь как начался с вечера, так всю ночь сыпал в окно, стучал по крыше барака.

Спал Игнат беспокойно, стонал во сне. Таисия раза три за ночь вставала к нему, трогала лоб рукой — нет ли жара. Уже на рассвете, когда подошла, Игнат вдруг крепко схватил ее промеж ног, вцепился всей пятерней.