Урал-батыр - [6]

Что опозорил дочь на весь свет?»

И поспешным шагом к нему

Подошел, роняя слюну.

Подойдя, продолжал, браня:

«Эй, егет, или ты про меня,

Про то, что зовусь Катилом я,

Про то, что в этой стране моей

Я не то, чтобы только людей,

Но и птиц, насекомых, зверей,

Даже тех, кто лежит в земле, —

Всех держу под пятой своей,

Разве не ведаешь ты, злодей?

Если выбрала дочь тебя,

Что стоишь, свою жизнь губя?»

«Я еще такого царя

И обычаев таких,

Чтоб резали так людей живых,

И не видел, и не слыхал,

Хоть и много земель повидал.

Я Смерть-злодейку по свету ищу,

За всех смертных ей отомщу;

Ваших порядков я не боюсь,

Смерти коварной не страшусь;

Если Смерть нагрянет сюда,

Если с нею придет беда,

Если захочет напуститься

Не только на человека — на птицу,

Я не буду стоять в стороне —

Убить ее предназначено мне!

Вот посмотрю на обычай твой —

Смысл в нем добрый или же злой,

Мыслями своими тогда

Поделюсь откровенно с тобой».

Дерзость такую услыхав,

И узнав, что Урал тут — чужой,

Приближенные всей толпой,

Злым обласканные Катилом,

Видя, что тот для дочери милой

Чужака хочет мужем взять,

Черной завистью стали вскипать.

Гнева царь Катил не сдержал,

Так своей дочери сказал:

«Не томись-ка тут понапрасну,

Выбирая такого глупца.

Не поводи на такого и глазом,

Лучше иди в покои дворца», —

Так поучал свою дочку он.

«Тех, кто на жертву обречен,

Не заставляйте ждать, — приказал. —

Девушек утолите в воде,

Егетов сожгите в огне,

Парня этого, заковав,

Приведите потом ко мне!»

Так четырем батырам велев,

На трон взошел он, смиряя гнев.

Кинулись было царские слуги

Исполнять высочайший указ —

Девушек в воду бросить тотчас,

А мужчин в огонь покидать,

Лишь только бросились слуги на них

И стали люди рыдать и стенать,

Выступил вперед Урал

И такие слова сказал:

«Из дома я вышел, чтобы убить

Смерть, не видимую для глаз.

Чтоб от нее людей защитить.

Чтобы от кровопийцы-батши,

От людоедов-дивов сластя,

Чтобы Живой источник найти.

Мертвых его водой оживить —

Вот для этого я в пути!

Когда я вижу, что злая Смерть

На сородичей руку заносит, —

Всякий, кто имя батыра носит,

Может ли молча на это смотреть?

Злодеям батыр уступит ли путь,

Их устрашится ль когда-нибудь?

Эй, отойдите прочь, рабы!

Царь, сойди с золотой арбы!

Руки развяжите парням,

Девушек оставьте их матерям!»

Царь, услышав такие слова,

Кровью налился, багровым стал,

На батыров своих взглянул:

«Если сам себе смерти он ищет,

Точно хлеба — бродяга-нищий,

Смерти лицо покажите ему,

Пусть запомнит мою страну!» —

Царь свирепо отдал приказ.

Четыре батыра явились тотчас

Шерстью медвежьей покрыты они,

Ростом батыры дивам сродни.

Сказали: «Будешь бороться иль биться?

Выбирай, чтоб потом не казниться!»

«Подумайте-ка сначала о том,

Как бы вам не погибнуть самим!

Зверя посильнее себя

Отыщите-ка вы, друзья!» —

Так с издевкой Урал произнес.

Хохотали батыры до слез:

«Значит, батыра тебя сильней

Не было и нет на земле?»

Вместе со всеми и царь Катил

Злобным хохотом исходил.

Нужных слов он не находил,

В черной ярости проговорил:

«Крови жаждет душа его.

Приведите быка моего,

Опору и мощь моего дворца,

Пусть он примерно накажет глупца!

Вы же, батыры, не троньте его».

Услышав слова царя своего,

От страха весь народ задрожал —

Жалость у всех егет вызывал.

— Ох, пропадет, пропадет егет! —

Говорили; плача навзрыд.

А тут и дочь Катила стоит:

«О, отец, во имя любви

Без причины его не губи!

Не ты ль позволил по воле своей

Жениха выбирать себе?

Этого парня я избрала,

Нареченным его назвала.

Из-за тебя не смогла я с ним

Поговорить как с мужем своим.

Умоляю: во имя любви

Жениха моего не губи!» —

Так молила она отца.

На молящие те глаза

За слезой набегала слеза.

Но отец не стал ее слушать,

Не смягчил свою черную душу.

Исполинский явился бык,

Скреб он землю, копытами бил,

Слюну свою ядовитую лил.

Подошел к Уралу тотчас,

Не сводя с него страшных глаз,

И, слегка поведя головой.

Рык из глотки исторг громовой:

«На землю не стану тебя кидать.

Буду сушить тебя на рогах,

Пока ты не превратиться в прах

И не станешь по ветру пылью летать!»

«И я тоже тебя губить

Вовсе не собираюсь, бычок.

Чтоб на землю тебя свалить,

Тратить силы не стану, бычок.

Знай, нет существа на земле.

Кто бы был человека сильней.

Не только ты — все потомки твои

Станут отныне рабами людей».

Слыша обидные те слова,

Бык со злостию встрепенулся

И стремглав на Урала метнулся.

Чтобы вскинуть его на рога.

И сейчас же его Урал

Схватил за рога и крепко сжал;

Как тут бык не пыхтел, не старался,

Как ни бился, ни вырывался,

Освободиться сил не нашел —

По колени в землю ушел.

От жестоких потуг у быка

Из пасти черная кровь потекла.

Верхний зуб его отлетел,

Обессилел бык, ослабел.

Изнемог — устоять не сумел.

Увидав такое, Катил

И все, кто рядом с Катилом был,

В изумленье пришли, говорят,

Каждый замер, страхом объят.

Урал от слов не отрекся своих,

Быка свирепого оставил в живых:

Вывернув ему рога.

Увязшего вытащил из земли.

У быка все четыре копыта

Раздвоились тогда, говорят,

Были песком и грязью забиты.

Кровью затекли, говорят.

Урал:

«Рога, которые я согнул,

Кривыми останутся навсегда.

Пасть, из которой вылетел зуб,

С прорехой останется навсегда.

Надвое треснувшие копыта

Не зарастут — пребудут такими,

И у детей твоих копыта

Навеки останутся двойными».

— Нападайте со всех сторон! —