Ураган в сердце - [55]

– Может, так и надо, чтобы быть счастливым, – раздумчиво заметила миссис Коуп. – Находишь себе какую-нибудь маленькую норку где-нибудь, чтоб все в ней было только твое, чтоб никто другой туда втиснуться не пытался, чтоб ты просто залег в нее и оставался там.

– Только чего ж тогда достигнешь?

– А чего большинство из нас достигает? – ядовито спросила сестра. – Это вот как в вязании. Вяжешь, вяжешь, вяжешь – а какой в том смысл? Мне только то и достается за него, что: «Ой, спасибо, тетя Мэйбл», – а потом вязание упрятывается на самое дно комода, где и лежит себе.

– О, этому я не поверю! – воскликнул Джадд, ободряюще улыбаясь.

– Это правда, – коротко бросила миссис Коуп. – Только я все равно продолжаю вязать. Зачем?

– Чтобы занятие было, – предположил он.

– Угу, – согласно кивнула она, умолкая, чтобы поймать пропущенную петельку. – Только разве большинство из нас не заполняет жизнь именно этим, просто чтобы занятие было? Гоним, гоним, гоним: мы должны сделать это, мы должны сделать то, мы должны сюда пойти, мы должны туда пойти. Зачем, я вас спрашиваю?

От жеста, каким сопровождался вопрос, вязание подпрыгнуло и клубок шерсти соскочил с колен медсестры. Покатился по полу и закатился под кровать, это отвлекло внимание, и оба они не услышали, как открылась дверь. Миссис Коуп все еще стояла на коленях, когда, вдруг подняв взгляд, потрясенно застыла поначалу, а потом вспыхнула, заливаясь во все лицо стыдливым румянцем, торопливо вскочила на ноги и, едва переводя дыхание, произнесла:

– Добрый вечер, доктор.

Джадд не сразу разобрал, что стоявший в дверях мужчина был доктор Карр. Без белого халата он выглядел совершенно другим человеком, иными казались не только внешность, но даже голос и манера держать себя, и все же, уже после того, как они с миссис Коуп обменялись несколькими фразами, появилось ощущение: непринужденность доктора – нарочитая, а утверждение, будто он заглянул всего лишь, чтобы поздороваться, возвращаясь после ужина к себе в кабинет, слишком явно выдавало попытку придать своему появлению характер обычного между людьми общения, а не визита врача. Улыбка его (чуточку тверже, чем нужно, застывшая на губах) безошибочно выдавала в докторе человека, для кого быстро сойтись с кем-то всегда было ускользающей целью, недостижимой, потому как не в силах он был удержаться от того, чтобы не наседать чуточку настойчивее, всегда сопровождая свои слова несколько избыточным напором, какой вот и сейчас почувствовал Джадд, когда услышал:

– Как я понимаю, во время войны вы тоже бродили в краях, где я в свое время пасся?

– Где это?

– Астория. Или я поспешил с выводами? Я прослышал, что вы занимались кино в войсках связи, вот и решил, что, может быть, вы бывали в Астории.

– Да, доводилось какое-то время, – осторожно признался больной, теперь уже уверенный, что это лишь подход к чему-то невысказанному.

– А я как раз там вырос, прямо рядом со студией, – продолжал доктор Карр. – Помните станцию метро с выходом в центре города? Там у моего отца приемная была, в здании сразу за ним. Там еще на первом этаже была аптека…

– Это было очень давно, – произнес больной извиняющимся тоном.

– Да-да, конечно, где вам такое упомнить, – понимающе кивнул врач. – А когда я мальчишкой был, место казалось чудесным. Тогда, знаете ли, это была студия «Парамаунт», до того как армия ее себе взяла. Вся ребятня вокруг нее вилась, дожидаясь, когда какая-нибудь звезда появится. Многие крупные звезды и вправду там снимались, Адолф Менжу[10] и… а-а, не помню, как их звали. Брат мой вам бы рассказал, он был истовым поклонником, у него все их автографы были. Но уж Адолфа Менжу я никогда не забуду. Вы его помните?

– Разумеется.

– Я его однажды видел. Довольно забавный случай вышел. Отец не был постоянным доктором на студии, но его приемная располагалась так близко, что киношники в случае нужды к нему обращались. Как раз в тот день я был у отца: всегда заходил к нему сразу после школы, – а тут звонок со студии. Что-то у них там неприятное случилось, какая-то ужасная беда приключилась с мистером Менжу, ну отец мой и помчался туда, а я, как понимаете, за ним следом. Нельзя же было упустить такой удобный случай: прямо в саму студию пробраться. И ведь, представьте, пробрался, сумел проскочить, спасибо отцу, он все понимал и доверил мне нести один из своих докторских саквояжей. И вот перед нами лежал на какой-то раскладушке сам великий Менжу и хватал ртом воздух, задыхаясь. Понимаете, у них там такая штука была, которая дым пускала…

– И бедняга хватанул полные легкие этой дряни, – подсказал Джадд, тут же представив себе всю сцену, припомнив тот сумасшедший день, когда снималась для «Они тоже служат» батальная сцена, которую режиссер решил делать в павильоне, и все пошло насмарку оттого, что заведующий реквизитом переусердствовал с соляной кислотой, всю студию заполнив удушливым дымом, который выгнал всех на улицу.

– На поверку все оказалось совсем не так, как представлялось, – продолжал доктор Карр. – На самом деле… эту историю отец всегда любил рассказывать… имелось кое-что, чего мистер Менжу делать не желал, текст какой-то, который он не хотел произносить…