Ураган в сердце - [129]

Шрифт
Интервал

– Да, трудно, – согласилась Кэй, но память обращала такое состояние в возможность менее отдаленную, чем она готова была признать, вспомнилось, как резко Джадд распрощался с театром, всякий интерес внезапно пропал, словно пламя задуло.

Доктор Карр говорил что-то про то, как жаль, что большего он сделать не в силах, лишенные смысла слова, в которые, если и вслушивались, то вполуха, пока с рушащей сознание внезапностью она не осознала только что им произнесенное:

– Отныне, миссис Уайлдер, это будет зависеть от вас.

Потрясенная, она осторожно переспросила:

– От меня? Да что я. Что вы имеете в виду?

– Если кто и сможет привести его в норму, то вы, и вы это сможете, я уверен. И здесь, в больнице, вам ничего не добиться, это я понимаю. Вот почему мне хочется поскорее отправить его домой.

– Домой? Уж не хотите ли вы сказать… не сегодня же?

– Нет оснований держать его здесь дольше, совершенно никаких оснований. Все анализы…

– О, я знаю, что вы не выписали бы его, если бы это не требовалось, но, в общем, вы же говорили, что еще десять дней.

– Да, полагаю, вам придется сделать кое-какие приготовления, ведь так? – сказал доктор, явно делая уступку. – Хорошо, тогда, скажем так, завтра.

– Я хочу, чтобы он оказался дома как можно скорее, разумеется, я этого хочу. Только я не уверена, что смогу обеспечить ему надлежащий уход.

– Ни в каком особом уходе ваш муж не нуждается, миссис Уайлдер. Он уже встал с постели, последние два дня мы устраивали ему прогулки по коридору. Он способен самостоятельно дойти до туалетной комнаты, сам помыться – он больше не прикованный к постели инвалид. Да, ему следует соблюдать разумную осторожность, разумеется: в ближайшую пару недель избегать любых нагрузок в полную силу. Мне бы не хотелось видеть его скачущим вверх-вниз по лестницам, например, или у вас дом одноэтажный?

– Нет, этажей два, – ответила она, стараясь вновь обрести равновесие и торопливо воскрешая в памяти план по уходу за Джаддом, который тщательно составляла. – У нас на первом этаже есть библиотека, которая устраивалась с тем, чтобы ее легко было переделать в дополнительную гостевую комнату.

– Хорошо. Это превосходно. Пусть он поживет в ней, ну, скажем, с недельку. Возможно, это ненужная предосторожность: тяжелым физическим трудом занимаются многие мужчины, чьи сердца не отличаются большим здоровьем, чем его в данный момент, – однако не будет вреда на всякий случай поостеречься. А комната на первом этаже очень удобна. Есть постель, куда он может прилечь, почувствовав усталость. Отдыхать он должен столько, сколько сможет: хороший дневной сон, пораньше укладываться спать. Впрочем, подлинная трудность, миссис Уайлдер, не связана с физическим состоянием. Его сердце меня не беспокоит – ничуть и нисколько. И вас тоже не должно. Даже не пытайтесь превратить свой дом в больницу, а себя – в сиделку. Не обращайтесь с ним как с немощным. Если будете, то это верный способ, чтобы и он уверовал в то же. – Карр улыбнулся через силу. – Мы обязаны вытащить его из пещеры и снова вернуть миру. – Улыбка погасла. – Уверен, вы понимаете.

Кэй кивнула, вполне понимая, но все же разрываясь в пугающем конфликте между тем, что ей советовал делать доктор, и вынужденной необходимостью установить с мужем новые отношения, главными в которых должны стать любящая забота и сочувственное понимание, и ими надо было наделить мужа щедро.

– Важно вовлекать его в разговоры. Сделайте все это открытым, все эти перипетии в делах компании. Проговаривайте их. Ему стоит говорить об этом вслух, он поймет, что прячется от того, что и в половину не так гадко, как ему представлялось. Стоит вам его разговорить…

– А что, если он не разговорится? – задала она гнетущий ее вопрос, чтобы избавиться от чувства тревоги. – Я всю неделю старалась разговорить его, но тщетно. – Доктор уставился на нее пронзительным взглядом.

– Насколько упорно вы старались, насколько серьезно?

– В общем, не слишком, полагаю, – отступила она. – Я боялась, что, если стану задавать слишком много вопросов, в целом, не хотела, чтобы это его волновало.

Глаза доктора обратились в узкие щелочки.

– Единственное, чего надо бояться, миссис Уайлдер, что ничто не взволнует его.

Молча Кэй отвела взгляд.

– Что на самом деле происходит сейчас в компании? – требовательно спросил он.

– В том-то и беда, все так неопределенно, просто рой слухов.

– О которых вы ему не рассказывали?

– Нет, я…

– Расскажите ему все, о чем вы слышали, миссис Уайлдер. Хорошее или плохое, глупое или нет – не утаивайте ничего. Все, что узнаете, каким бы несуразным оно ни казалось, это лишняя возможность вызвать его на разговор. Потом он начнет размышлять над этим. Это очень важно: заставить его думать о выходе для себя. Именно это вы и должны сделать, а сделать этого вы не сможете, оберегая его, скрывая от него что-то. Не бойтесь взволновать его – это не причинит ему никакого вреда. Помните то, что я рассказывал вам про стресс инфарктников: он не вырабатывается ощутимым волнением. Как раз езда вслепую и…

– Я помню, – сказала она, пытаясь прервать его, чувствуя, как сама все глубже и глубже погружается в безысходность.


Рекомендуем почитать
Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.


Музыка призраков

Бежав из Камбоджи в безопасную Америку, Тира впервые возвращается на родину. Ей нужно встретиться с таинственным незнакомцем по прозвищу Старый Музыкант, который послал ей письмо, где обещал рассказать правду об отце Тиры. О нем и его загадочном исчезновении 25 лет назад. Тира приедет и искать разгадки, и открыть сосуды своей памяти. В Камбодже до сих пор не могут забыть «красных кхмеров»: жертвы и палачи живут бок о бок, не находя покоя. «Музыка призраков» – пронзительный гимн прощению, трагическое путешествие в прошлое, куда нужно вернуться, чтобы начать жизнь заново и обрести любовь.


Опасная связь

Фобии есть у всех. Но у Авроры она не совсем обычная. Успешный модельер, заботливая жена и мать испытывает панический страх перед воронами. Что стало причиной ее фобии? И при чем здесь Людовик – высокий, статный вдовец, работающий в коллекторском агентстве? Они – соседи, но не знают друг друга, пока их не сводит случай, который ведет к запутанным отношениям, и вот уже Людовик оказывается вовлечен в опасную историю с фирмой Авроры. Но для кого связь между ними опасней? И не несут ли вороны с собой погибель?


В тени баньяна

Для семилетней Рами беспечность детства закончилась, когда вернувшийся ранним утром отец сообщил о гражданской войне, захватившей улицы столицы Камбоджи. Скоро семья Рами – потомки королевской династии – лишилась всех привилегий и вынуждена была бежать. Следующие четыре года, живя в подполье, Рами будет всеми силами держаться за осколки разбитого детства: стихи и древние легенды – и бороться за выживание. «В тени баньяна» – история, полная боли, но при этом дающая надежду.