Ураган. Последние юнкера - [71]

Теперь не проходит дня, чтобы не звучал печальный колокол, не гремели бы торжественные звуки похоронных маршей, чтобы не привозили в гробах юнкеров, кадетов, гимназистов, прапорщиков, сотников и хорунжих и не опускали бы их в могилы вновь основанного в Новочеркасске «Партизанского кладбища». Везут их со всех «фронтов»: с Шахтной, Горной, из-под Сулина и Матвеева кургана, отовсюду, где гремят пушки, дымят бронепоезда, строчат пулеметы, не смолкает оружейная стрельба, где редкие, последние цепи юнкеров, кадет и партизан еще удерживают полчища красных.

Сегодня разнеслась весть, что донской атаман Каледин застрелился в своем дворце. Он покончил с собой, когда убедился, что казаки не хотят защищать свой край, — он отказался уходить из столицы вместе с верными казаками и Добровольческой армией. Атаман Всевеликого войска Донского не мог оставить свой пост.

Смерть атамана, рыцаря долга и чести, заставила многих казаков одуматься, но повернуть ход событий не могла. Большевистские части, вместе с казаками-изменниками, подступали с севера к Новочеркасску, с запада и с юга — к Ростову.

В начале февраля я оставил лазарет и присоединился на станции Ростов к Юнкерской батарее. Уже на другой день мы вышли с пушкой на платформе навстречу красным — в Батайск. В батарее я узнал о трагической гибели батарейного фельдфебеля портупей-юнкера Шперлинга, упавшего случайно с площадки под колеса вагона. Рассказали мне и о гибели другого фельдфебеля Юнкерской батареи, которого я не знал. Этим фельдфебелем была молодая девушка — княжна Черкасская. Однажды во второй взвод батареи явилась высокая, красивая девушка в кавалерийской шинели и сказала, что она — княжна Черкасская, что недавно большевики убили ее отца, мать и брата и что она хочет быть добровольцем, ездит отлично на лошади и стреляет без промаха. И вот в первых же боях она показала себя не только лихим, но и смышленым, распорядительным бойцом, способным понимать обстановку и командовать другими. Ее все полюбили, заботились о ней подчас трогательно, но, к сожалению, не могли удержать ее боевых порывов. Она как бы искала смерти… И нашла ее под Матвеевым курганом, когда два орудия, прикрывая отход пехоты перед сильнейшим противником, готовились уже бить картечью, а она, стоя во весь рост между орудиями, выпускала обойму за обоймой из карабина. Снежная пыль взметалась от пуль, воздух был насыщен свинцовым градом… Сраженная наповал, она упала на снег без стона, — прекрасная русская девушка, мстившая за свою семью и за поруганную родину. Имя ее чтилось в синодике Юнкерской батареи впоследствии в бригаде генерала Маркова.

Глава 3 ПЕРВЫЙ КУБАНСКИЙ ПОХОД

После боя за Ростов, в коем приняла участие и Юнкерская батарея, состоялось совещание нашего командования. Было решено оставить Дон и, сохраняя армию от уничтожения, отвести ее в Задонские степи и на Кубань[12]. В эти февральские дни выглянуло солнце, и со стороны Азова задул теплый южный ветер.

Снег в степи быстро таял. Лед на Дону почернел, и на льду выступила вода. Переправлять через лед артиллерию и обозы было трудно. Переправа через Дон происходила около станции Аксай в направлении станицы Ольгинской. В станице сосредоточились все отдельные части, образовав армию генерала Корнилова, ибо только он мог с успехом вести организационную работу и боевые операции. Со всех «фронтов» собралось около четырех тысяч пехотинцев и около тысячи конных, четыре трехдюймовых орудия, большой обоз раненых, опасавшихся оставаться на Дону, и еще более значительный обоз гражданских — политиков и беженцев.

В станице Ольгинской из отдельных групп и отрядов были созданы полки.

26 февраля 1918 года армия генерала Корнилова, с трехцветным национальным флагом впереди, двинулась через задонские станицы, держа направление на Ставрополье; за ней тянулся, обременяющий все ее маневры, обоз раненых и гражданских лиц. Этот день — 26 февраля — надо считать первым днем Первого кубанского, генерала Корнилова, похода.

Юнкерская Первая батарея, несмотря на большие потери и испытания во время «рейдов» есаула Чернецова и боев на таганрогском направлении, под начальством подполковника Миончинского, оказалась в блестящем порядке. Юнкера были бодры и веселы. Боевая страда на Дону их закалила и спаяла в единую семью. Внешний вид юнкеров изменился. Юнкерские шинели сохранились не у всех, у кого порвались, у кого пропали. Преобладали овчинные казачьи или солдатские полушубки, у кого-то были и простые солдатские теплые куртки. Головные уборы были также различные, большей частью армейские или казачьи папахи. Шпор не было почти ни у кого. Ремни порвались и шпоры утонули в жидкой грязи. Шашки сохранились только у разведчиков, остальные побросали их за ненадобностью. Шашку заменила винтовка или карабин. Обувь была у большинства изношенная или новая солдатская. Но самое существенное изменение у юнкеров заключалось в исчезновении любимых юнкерских галунных погон с великокняжескими вензелями — «М» и «К».

26 февраля 1918 года все юнкера Михайловского и Константиновского артиллерийских училищ были произведены приказом генерала Корнилова, ставшего главнокомандующим, в прапорщики.