Ураган. Последние юнкера - [61]

Шрифт
Интервал

Но молодые юнкера кипели и возмущались бездействием правительства и стремились к прямому действию против революционного разложения армии и государства.

«Корниловские дни» вызвали у нас, юнкеров, большой подъем. С часу на час мы ждали приказа выступить на поддержку Корнилова, но, конечно, не дождались… Серые будни революции продолжались. Было ясно, что училище доживает последние дни, но автоматически все шло как раньше, по училищной программе.

Вначале сентября мы уехали на учебные стрельбы в Красное Село. Осень была теплая, но дождливая. Было радостно оставить хоть на время Петербург, где общее положение ухудшалось не по дням, а по часам. Да и изучение военного дела на местности, езда не в манеже, а прямо в поле и, наконец, стрельба не на классной доске мелом, а из трехдюймовок шрапнелью и гранатой по щитам на полевом стрельбище, всех нас радовали.

Жили мы в бараках побатарейно, ходили часто по местности в районе Красного Села, практикуясь в съемках. Ежедневно была езда и занятия при орудиях.

Кормили нас плохо. После целого дня занятий на воздухе мы были голодны. Дело дошло до того, что некоторые из нас ходили по вечерам в поля за картошкой и пекли ее в лагерной печке. Однако по утрам бодро, с песнями выходили на переднюю линейку и на занятия. В эти дни любимой была песня со старых училищных времен:

Настал универсальный век,
Прогресс и время все меняют,
Курил лишь трубку человек,
Теперь же трубкою стреляют —
На семь верст…
Жил полководец Ганнибал,
Давал он денщику на водку,
Но он, наверное, не знал,
Что будут изучать наводку —
Юнкера…
Не думала его жена,
Идя с корзинкой по базару,
Что у лафета — не одна,
А что корзинок этих пара,
То есть — две…
Теперь иные времена,
Иные прихоти у света:
Был раньше хобот у слона,
Теперь есть хобот у лафета,
На конце…
Все математики старались,
Корень вдруг изобрели.
Артиллеристы догадались,
Корень в пушку запрягли,
В передок…

Наконец настал долгожданный день стрельбы боевыми патронами.

Нам не повезло: день был серый, холодный. Дождь лил как из ведра и закрывал мишени частой сеткой. Холодные капли просачивались за ворот шинели и даже в сапоги. Батарейный командир подполковник Бочаров, в непромокаемом плаще, не слезал с намокшего, нахохлившегося коня и экзаменовал стрелявших юнкеров.

Каждый юнкер должен был пройти на стрельбе все роли, от наводчика до командира батареи, но, поскольку на этот раз почти все цели были закрыты дождем, стрельба вышла скомканной и ускоренной. Почти всем пришлось стрелять по той же цели — «блиндажу с наблюдателем», которую одну только и было видно временами через дождевую пелену, а стрелявшие позже уже знали все данные наводки и не ошибались. Но, как бы там ни было, все были в хорошем настроении, оттого, что стреляли, и оттого, что у «козерогов» «отпали хвосты» и теперь все стали полноправными артиллеристами.

Возвращались мы со стрельбы в пешем строю по вязкому, полужидкому чернозему. Осенние поля были унылы, и каркающее воронье не украшало печального пейзажа Кавелахтской равнины. Но юнкерская песня неслась вопреки холодному ветру и дождю:

Плюс низких — три, нормальных — два и незамеченный один…
Кого-то нет… Чего-то жаль,
Куда-то сердце мчится вдаль…

Возвратившись из лагерей в Петербург, мы застали город в тревожном и напряженном состоянии. Носились разные, большей частью угрожающие, слухи о развале фронта, о заговоре большевиков. Керенский и часть правительства сидели в Зимнем дворце под защитой караулов от школ прапорщиков.

Вскоре пришло приказание наряжать в караулы Зимнего дворца и артиллерийский взвод по очереди: от Михайловского и Константиновского артиллерийских училищ. Наше училище отправляло в Зимний два орудия и спешенный взвод юнкеров.

В караулы в Зимний попадали только «верные», настроенные непримиримо к революции, юнкера.

Было вызывающе весело идти в Зимний по «революционному» городу в виде «гидры контрреволюции»… то есть в погонах с великокняжеским вензелем, «печатать шаг» так, что шашки и шпоры всех тридцати юнкеров звякали в один такт… Перехватывать негодующие взгляды сотен новоявленных революционеров на тротуарах и чувствовать себя героем, идущим почти в одиночестве против толпы. Зимний дворец как бы дышал романтикой славного прошлого России. Особенно памятны были ночи, проведенные в этаже царских покоев, — в огромных пустых залах, где гулко отдавалось эхо шагов и голосов. Мы спали прямо на зеркальном паркете, завернувшись в одеяла, держа рядом винтовки и карабины. Ночью сменялись на дневальство попарно. В эти дни дворец был населен: рядом с отведенным под караул помещением находилось помещение сестер дворцового лазарета. Перегородка была не до самого потолка, и юнкера-казаки из «дикой дивизии» взбирались с ловкостью обезьян на перегородку и, сидя там, пытались завязать флирт с сестрами. Впрочем, казачий флирт был своеобразный, — они тянули все одну и ту же глупую песенку:

Кто достоин этой доли — обладает кто тобой…
Ах, сестрица, не грешно ли, быть хорошенькой такой…

Сестры сердились, но сделать ничего не могли, чтобы осадить «дикую дивизию».

Занятия в училище почти прекратились из-за постоянных караулов, да и не до занятий было. Все чувствовали надвигающуюся беду. Над градом Петра нависала роковая туча Октября…


Еще от автора Виктор Александрович Ларионов
Боевая вылазка в СССР. Записки организатора взрыва Ленинградского Центрального Партклуба (Июнь 1927 года)

Все рассказываемое в этой книге — правдивая запись пережитого и выстраданного. Сами большевики подтвердили описанное тут в своих газетах за июнь-июль 1927 года и в особой брошюре — «Белогвардейский террор против СССР».* * *В начале июня 1927 года группе белых партизан РОВС во главе с капитаном Ларионовым (двумя другими участниками группы были бывшие воспитанники русской гимназии в Гельсингфорсе Сергей Соловьёв и Дмитрий Мономахов) удалось беспрепятственно перейти границу СССР со стороны Финляндии и, проникнув в Центральный Ленинградский партклуб, находившийся в здании по адресу Набережная реки Мойки, д.


Рекомендуем почитать
Обреченный Икар. Красный Октябрь в семейной перспективе

В этой книге известный философ Михаил Рыклин рассказывает историю своей семьи, для которой Октябрьская революция явилась переломным и во многом определяющим событием. Двоюродный дед автора Николай Чаплин был лидером советской молодежи в 1924–1928 годах, когда переворот в России воспринимался как первый шаг к мировой революции. После краха этих упований Николай с братьями и их товарищи (Лазарь Шацкин, Бесо Ломинадзе, Александр Косарев), как и миллионы соотечественников, стали жертвами Большого террора – сталинских репрессий 1937–1938 годов.


Апостол свободы

Книга о национальном герое Болгарии В. Левском.


Алиби для великой певицы

Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.


Друг Толстого Мария Александровна Шмидт

Эту книгу посвящаю моему мужу, который так много помог мне в собирании материала для нее и в его обработке, и моим детям, которые столько раз с любовью переписывали ее. Книга эта много раз в минуты тоски, раздражения, уныния вливала в нас дух бодрости, любви, желания жить и работать, потому что она говорит о тех идеях, о тех людях, о тех местах, с которыми связано все лучшее в нас, все самое нам дорогое. Хочется выразить здесь и глубокую мою благодарность нашим друзьям - друзьям Льва Николаевича - за то, что они помогли мне в этой работе, предоставляя имевшиеся у них материалы, помогли своими воспоминаниями и указаниями.


На берегах утопий. Разговоры о театре

Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.


Давай притворимся, что этого не было

Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.


Балтийцы (сборник)

Авторов представленного сборника объединяет одно – верность Отечеству и любовь к морю.Александр Зернин, старший лейтенант Русского флота, активный участник Гражданской войны в частях генерала Врангеля, описал в своей «повести в рассказах» годы службы на Балтике во время Первой мировой войны.Лейтенант Русского флота Леонид Павлов, прошедший подряд горнило двух жестоких войн, оставил после себя замечательные записки об этих событиях – «Тебе, Андреевский флаг», опубликованные уже после его смерти.


Купол Св.  Исаакия Далматского

Издательство «Вече» представляет новую серию художественной прозы «Белогвардейский роман», объединившую произведения авторов, которые в подавляющем большинстве принимали участие в Гражданской войне 1917–1922 гг. на стороне Белого движения.В данную книгу включена повесть «Купол Св. Исаакия Далматского» Александра Ивановича Куприна, снискавшего себе натурную славу еще задолго до 1917 года. Повесть явилась пением «гатчинского» периода жизни и творчества знаменитого писателя, в основе повести лежат автобиографические сюжеты, которые Александр Иванович черпал из богатой событиями жизни Северо-западной армии.А.